Людовик XIII Справедливый. Фаворитки французских королей. При дворе Людовика XIII. "Бедный Луи." Луи 13 король франции
Людовик с детства обнаружил дурные наклонности, не свойственные ни его отцу, ни матери. Он был черствый и жестокосердечный. Например, дофин очень любил играть в дворцовом саду в охоту. Он ловил бабочек и отрывал им крылья, а у пойманных птиц вырывал перья и ломал им крылья. Как-то раз жалостливый Генрих IV застал сына за этим занятием и собственноручно его высек.
Портрет Людовика XIII в 1611 году по Пурбус, Франс Младший, (Палаццо Питти)
Людовику было восемь лет, когда его отец пал от рук убийцы. Дела правления перешли к матери, Марии Медичи, и ее фавориту, итальянцу Кончино Кончини, известному в истории под именем маршала д’Анкра. Мать почти не занималась юным королем и не дала ему никакого образования. Единственным человеком, близким Людовику, оставался в течение многих лет его дядька Альберт де Люинь. Он особенно угождал дофину своими глубокими познаниями в дрессировке собак и выучке соколов для охоты. Людовик до того привязался к нему, что не мог отпустить от себя даже на минуту.
Совершеннолетним король был объявлен в 1614 году, но даже после этого власть оставалась в руках королевы-матери Марии Медичи и её фаворита. Король, не зная как ему избавиться от ненавистного Д’Анкра, решился, по совету Люиня, на убийство маршала. Исполнение задуманного поручили гвардейскому капитану Витри. Утром 24 апреля 1617 г. Витри с тремя сообщниками встретил фаворита в одном из луврских коридоров и застрелил его в упор из пистолета. Сохранилось предание, что, узнав об этом, Людовик радостно воскликнул: «Вот первый день моего настоящего владычества!» Матери он велел передать, что как добрый сын будет уважать её и впредь, но править государством отныне будет сам. Мария Медичи удалилась в Блуа. В действительности король не имел ни ума, ни желания для того, чтобы самому заниматься делами правления. От д’Анкра власть перешла к де Люиню. Его смерть в 1621 году открыла путь к престолу кардиналу Ришельё, который поначалу был простым членом королевского совета, но потом очень быстро выдвинулся на должность первого министра.
Портрет работы Рубенса, 1625
В своей политике Ришельё преследовал две главные цели: он старался сокрушить могущество знати и угомонить гугенотов. И обе цели он выполнил. В 1628 г. у протестантов был отнят Ла-Рошель, много десятилетий считавшийся опорой их могущества, и разрушены другие укрепления. Таким образом, навсегда пришел конец сепаратистским устремлениям гугенотов и их мечтам о создании собственной, независимой от короля республики.
Кардинал Ришельё
Французская аристократия вслед за гугенотами нашла в кардинале безжалостного противника. Ришельё не брезговал ничем: доносы, шпионство, грубые подлоги, неслыханное прежде коварство — все шло в ход. Кардинал был мастером, как бы сейчас сказали, многоходовочки. Легко, как опять же сказали бы сейчас, переигрывал противников: разрушал заговоры, составляемые против него. Собственные же интриги Ришельё кончались для его врагов крайне плохо — казнью. Множество блестящих представителей французской аристократии кончили в те годы жизнь на эшафоте, и все мольбы перед королем об их помиловании остались без ответа.
Людовик вообще умел сильно ненавидеть, но любил всегда осторожно. Он был жесток от природы и более многих других монархов страдал обычным королевским пороком — неблагодарностью. Аристократия трепетала от ужаса и негодования, но в конце концов должна была склониться перед могуществом кардинала.
,%20%D0%A4%D0%B8%D0%BB%D0%B8%D0%BF%D0%BF%20%D0%B4%D0%B5%20%D0%A8%D0%B0%D0%BC%D0%BF%D0%B0%D0%BD%D1%8C.jpg)
«Людовик XIII, коронованный Викторией (к осаде Ла-Рошеля)», Филипп де Шампань
В частной жизни Людовик проявлял мало склонности к удовольствиям — природа сделала его набожным и меланхоличным. Подобно многим Бурбонам, он любил ручной труд: плёл тенета, чинил ружейные замки и даже выковывал целые ружья, мастерски чеканил медали и монеты, разводил в парнике ранний зелёный горошек и посылал продавать его на рынок, умел стряпать некоторые кушанья и отлично брил (однажды, забавляясь цирюльным мастерством над бородами дежурных офицеров, он придумал модные потом королевские бородки).
Кроме того, король обожал музыку. С трёх лет дофин играл на лютне, Людовик считал её «королевой инструментов». Ещё любил клавесин и виртуозно обращался с охотничьим рожком. Красиво пел партию первого баса в ансамбле, исполняя куртуазные песни и псалмы. В 1610 году Людовик дебютировал в придворном «Балете Дофина». Обычно он исполнял в придворных балетах благородные и гротескные роли, а в 1615 году, в «Балете Мадам» выступил в роли Солнца. Людовик XIII также сочинял песни. Его музыка звучала в знаменитом «Мерлезонском балете», для которого он сочинил танцы, создал костюмы и сам исполнил несколько ролей.
«Большой парадный портрет короля Людовика XIII», Филипп де Шампань
Женщины в жизни Людовика XIII никогда не играли большой роли. Еще в 1612 году, после заключения дружественного договора с Испанией, Мария Медичи и Филипп III условились скрепить союз браком между двумя королевскими фамилиями. Тогда Людовика обручили с инфантой Анной, хотя и он, и она были еще детьми. Свадьба состоялась в ноябре 1615 г. Из-за молодости супругов исполнение ими супружеских обязанностей было отложено на два года. Анна Австрийская скоро поняла, что брак не будет счастливым. Угрюмый и молчаливый Людовик упорно предпочитал ее обществу охоту и музыку. Он целые дни проводил или с ружьем, или с лютней в руках. Юная королева, ехавшая в Париж с надеждой на веселую и радостную жизнь, вместо этого нашла скуку, однообразие и печальное одиночество. После неудачной брачной ночи король только через четыре года решился опять сблизиться с женой. На этот раз его опыт прошел успешно, однако несколько беременностей закончилось выкидышами. Людовик вновь стал пренебрегать королевой. Некоторое время казалось, что он не оставит наследника. Но потом случилось почти что чудо, и в 1638 г. Анна Австрийская, к великой радости подданных, произвела на свет дофина Людовика (будущего Людовика XIV). Это важное событие пришлось уже на конец царствования. Через пять лет король стал страдать воспалением желудка и умер ещё сравнительно молодым человеком.
Людовик Тринадцатый
Людовика Тринадцатого женили еще мальчиком.........
Он пожелал послать кого-нибудь, кто мог бы доложить ему, как сложена Испанская инфанта. Он избрал для этого отца своего кучера, словно дело шло об осмотре лошадей.
Проявлять свои любовные чувства Король начал прежде всего к своему кучеру Сент-Амуру. Потом он почувствовал склонность к Арану, псарю. Великий приор Вандомский, командор де Сувре и Монпуйан-Ла-Форс, человек умный и мужественный, но некрасивый и рыжеватый (он погиб впоследствии, во время войны с гугенотами), были удалены один за другим Королевою-матерью. Наконец появился г-н де Люин.…..
Ножан Ботрю, капитан стражи Королевских дверей, никогда, собственно говоря, не ходил в фаворитах; но Король к нему благоволил до того, как кардинал де Ришелье стал первым министром (Ботрю сильно выиграл). О других мы будем говорить по мере того, как они станут появляться в нашем рассказе.
Покойный Король был неглуп; но, как я уже однажды сказал, ум его имел склонность к злословию; говорил он с трудом, (Г-н д"Аламбон сильно заикался. Король, увидевший его в первый раз, обратился к нему, заикаясь, с каким-то вопросом. Тот, как вы можете себе представить, ответил ему таким же образом. Это неприятно поразило Короля, словно этот человек желал посмеяться над ним. Подумайте только, как это все выглядело правдоподобно! И ежели бы Короля не уверили, что этот дворянин - заика, Король, быть может, обошелся бы с ним дурно.) и поскольку в придачу он отличался робостью, то и держался, как правило, нерешительно. Он был хорошо сложен, довольно сносно танцевал в балетах, но почти всегда изображал смешных персонажей. Он прочно сидел в седле, мог при случае легко снести усталость и умел выстроить армию в боевой порядок.
Кардинал де Ришелье, который опасался, как бы Короля не прозвали Людовиком-Заикой, пришел в восторг, когда подвернулся случай назвать его Людовиком Справедливым. Произошло это, когда г-жа Гемадек, жена Фужерского губернатора , с плачем и причитанием бросилась к ногам Короля; это его ничуть не тронуло, при всем том, что она была очень красивой. (Впоследствии Пон-де-Курле женился на дочери этой женщины. Это мать герцога Ришелье, ныне г-жа д"Оруа. Гемадеку отрубили голову: он взбунтовался глупейшим образом.) В Ларошели это прозвище закрепилось за Королем благодаря милостивому обращению с ларошельцами. Кто-то шутя добавил «аркебузир» , и стали говорить: Людовик, «Справедливый аркебузир». Однажды, спустя уже много времени, Ножан, играя с Королем не то в мяч, не то в волан, крикнул ему: «Бейте, Государь!». Король промахнулся. «О! - воскликнул Ножан, - вот уж взаправду Людовик Справедливый». Король не рассердился.
Он был немного жесток, как и большинство замкнутых и малодушных людей, ибо правитель наш доблестью не отличался, хотя и желал прослыть отважным. При осаде Монтобана он безучастно взирал на тех гугенотов, которых Бофор велел оставить в городе; большинство из них были тяжело ранены и лежали во рвах замка Королевской резиденции (рвы эти были сухие, и раненых снесли туда, как в наиболее надежное место); Король так ни разу и не распорядился напоить их. Несчастных пожирали мухи.
Долгое время он развлекался тем, что передразнивал гримасы умирающих. Узнав, что граф де Ларош-Гийон (Это был человек, который умел забавно говорить.) находится при смерти, Король послал к нему дворянина, дабы справиться, как он себя чувствует. «Скажите Королю, - ответил граф, - что он сможет поразвлечься довольно скоро. Ждать вам почти не придется: я вот-вот начну свои гримасы. Не раз помогал я ему передразнивать других, нынче настает мой черед». Когда Сен-Map был осужден, Король сказал: «Хотел бы я посмотреть, как он гримасничает сейчас на эшафоте».
Иной раз он довольно разумно рассуждал в Совете и даже, казалось, одерживал верх над Кардиналом. Быть может, тот незаметно для него нарочно доставлял ему это маленькое удовольствие. Короля погубило безделье. Некоторое время у власти стоял Пизьё, затем Ла-Вьевиль, Суперинтендант Финансов, который стал чем-то вроде министра еще до того, как наступило всемогущество Ришелье, и чуть было не взбесил решительно всех. Ему нравилось выводить из терпения дам, которые приходили к нему на прием. Когда у него просили денег, он протягивал руки вперед, словно для плавания, приговаривая: «Плыву, плыву, дна-то уже под ногами нет». Скапен пришел к нему однажды, не помню уж с какою просьбой; стоило ему появиться, как Ла-Вьевиль начинает паясничать. Скапен смотрит на него и наконец говорит: «Вы, сударь, все моим ремеслом занимаетесь, займитесь-ка теперь своим». Король, заставив Ла-Вьевиля поесть моченого сена, дабы уподобить его лошади, назавтра вверяет ему Суперинтендантство финансов. Кто из них, по-вашему, больше заслужил есть сено? Когда, наконец, маршал Орнано добровольно сел в Бастилию, дабы оправдаться в том, в чем, по его словам, он обвинялся, пошел слух, что причиной тому - Ла-Вьевиль. Слуги Месье вывели из себя своего хозяина, который ругался до тех пор, пока Ла-Вьевиль не был уволен в отставку; случилось это в Сен-Жермене; и в самый день его отъезда поварята, как говорят, устроили ему ужасающий кошачий концерт, дабы выставить его за дверь. Возмущенный разнузданным поведением Мулинье и Жюстиса, двух музыкантов придворной Капеллы, которые служили ему недостаточно ревностно, Король наполовину урезал им жалованье. Марэ, шут Короля, придумал, как им поступить, дабы вернуть себе утраченное. Они отправились вместе с ним на вечернюю аудиенцию Короля и станцевали там шуточный танец полуодетыми: тот, кто был в куртке, не надел штанов. «Что это значит?» - спросил Король. «Это, значит, Государь, - ответили они, - что люди, которые получают лишь половину жалованья, и одеваются лишь наполовину». Король засмеялся и вернул им свою милость.
Во время путешествия в Лион в небольшом городке Турнюсе (между Шалоном и Маконом) настоятель монастыря Францисканцев хотел уверить Королеву-мать , что Король, бывший здесь проездом, заставил заговорить немую наложением руки, словно желая исцелить ее от золотухи ; Королеве указали эту девицу. Монах утверждал, что сам при сем присутствовал, а ему вторил весь город. По этому случаю отец Суфран устроил крестный ход с песнопениями. Королева берет монаха с собой и, догнав Короля, говорит ему, что он должен возблагодарить бога за ниспосланную ему милость совершить через него столь великое чудо. Король отвечает, что ему непонятно, о чем идет речь, а францисканец говорит: «Взгляните, как скромен наш добрый Государь!». В конце концов Король заявил, что все это надувательство, и хотел было послать солдат, чтобы наказать обманщиков.
В ту пору он любил уже г-жу д"Отфор, которая была всего лишь фрейлиной Королевы. Подружки говорили ей: «Милочка, тебе ничего не перепадет: Король наш - праведник».
Г-жа де Ла-Флотт, вдова одного из господ дю Белле, обремененная детьми и заботами, вызвалась, хотя эта должность была и ниже ее достоинства, стать наставницей фрейлин Королевы-матери и добилась этого благодаря своей назойливости. Дочку своей дочери, как только той исполнилось двенадцать лет, она отослала Королеве-матери: эта девочка и стала г-жой д"Отфор. Она была красива. Король влюбился в нее, а Королева его приревновала, на что он не обращал никакого внимания. Молодая девушка, подумывая о замужестве, а может быть - желая дать Королю повод для беспокойства, стала принимать кое-какие знаки внимания от других. Неделю он был с нею очень хорош; следующую неделю он ее уже почти ненавидел. Когда Королеву-мать арестовали в Компьене , г-жу де Ла-Флотт сделали статс-дамой вместо г-жи дю Фаржн, а ее внучка получила право на потомственное занятие должности своей бабки.
Не помню уж, во время какой поездки Король отправился на танцы в небольшом городе; в конце бала девушка, по имени Катен Го, встала на стул, дабы вынуть из деревянного шандала огарок свечи, но не стеарииовой, а сальной. Король заявил, что она это сделала так изящно, что он в нее влюбился. Уезжая, он велел дать ей десять тысяч экю за ее добродетель.
Король увлекся затем девицей де Лафайетт. Королева и г-жа д"Отфор стакнулись против нее и с той поры действовали заодно. Король вернулся к г-же д"Отфор, Кардинал велел ее прогнать; это, однако, не нарушило ее союза с Королевой.
Однажды г-жа д"Отфор держала в руке какую-то записку. Король хотел прочесть ее, она не давала. Наконец он решил отнять записку; г-жа д"Отфор, которая его хорошо знала, спрятала листок на груди и сказала: «Ежели хотите, возьмите записку отсюда». И знаете, что сделал Король? Взял каминные щипцы, боясь дотронуться рукою до ее груди.,
Когда покойный Король начинал увиваться вокруг девицы, он говорил: «Отбросьте дурные мысли». С замужними женщинами он не церемонился. Однажды он придумал мотив, который ему очень нравился, и послал за Буаробером, чтобы тот написал слова. Буаробер сочинил куплеты, посвященные любви Короля к г-же д"Отфор. Король сказал: «Стихи подходят, но только надобно выкинуть слово “вожделею”, ибо я вовсе не “вожделею”». Кардинал заметил: «Эге, Буа, да вы в почете: Король посылает за вами». Буаробер рассказал, в чем деле. «О! знаете, что надо сделать? Возьмемте-ка список мушкетеров». В списке значились имена беарнцев, земляков Тревиля, да все такие, от которых язык сломаешь; пользуясь ими, Буаробер написал куплеты, и Король нашел их замечательными.
Его любовные увлечения были престранными: из чувств влюбленного он взял одну ревность. С г-жой д"Отфор (Король сделал ее статс-дамой по праву преемственности; она получила несколько дарственных грамот.) он беседовал о лошадях, собаках, птицах и о других подобных предметах. Но к д"Эгийи-Вассе он ее ревновал; пришлось его убеждать, что последний доводится красавице родственником. Король захотел проверить это у д"Озье; д"Озье знал, в чем дело, и подтвердил все, что требовалось. Этот г-н д"Эгийи был человеком весьма тонкого обращения; (Его звали красавцем д"Эгийи.) он долго выказывал свою любовь к Королеве с помощью, поклонов, а этого для Королевы уже достаточно; Кардинал удалил его, потому что сей молодой человек ничего не боялся. Он пренебрежительно относился к генерал-инспектору артиллерии, ухаживая у него под носом за г-жой де Шале. Это был человек хладнокровный: он командовал галерой и, проявив чудеса храбрости в бою близ Генуи, который дан был после рождения Дофина и где он выразил свое неодобрение г-ну Пон-де-Курле, не желавшему атаковать неприятеля, получил мушкетную пулю в лицо, совершенно его обезобразившую. Жить он не захотел и перевязать себя не позволил.
У Королевы, судя по «Дневнику» Кардинала, был выкидыш из-за того, что ей поставили горчичник. До того, как она забеременела Людовиком XIV, Король спал с ней очень редко. Это называлось «класть подушку», ибо обычно Королева себе ее не клала. Когда Королю сообщили, что Королева беременна, он сказал: «Должно быть, это еще с той ночи». Из-за каждого пустяка он принимал подкрепляющее, и ему часто пускали кровь; это никак не улучшало его здоровья. Я забыл сказать, что лейб-медик Короля Эруар написал о нем несколько томов - его историю со дня рождения до осады Ларошели , - где только и читаешь, в котором часу Король пробудился, позавтракал, плюнул, ходил по малой и большой нужде и т. д. (Маре говорил Королю: «В вашем ремесле есть две вещи, к которым я никак не мог бы привыкнуть».- «Что же это?».- «Есть одному, а... в компании».)
В начале царствования Король был довольно жизнерадостен и недурно развлекался с г-ном де Бассомпьером. .............
Порою Король говорил довольно забавные вещи. Сын Себастьена Заме, погибший при Монтобане в чине бригадного генерала (в те времена это был высокий чин), держал при себе Лаверня (ставшего впоследствии воспитателем герцога де Брезе), который интересовался архитектурой и кое-что в ней понимал. Этот Заме был человеком весьма степенным и всегда отвешивал чинные поклоны. Король говорил, что когда Заме отвешивает свои поклоны, ему так и кажется, будто позади стоит Лавернь и измеряет их своим аршином. Это он написал песенку:
Посейте семячко кокетства, И пышно рогачи взойдут.
Баррадa
Король страстно любил молодого Баррадa; его обвиняли, будто он предавался с ним всяческим мерзостям. Баррадa был хорошо сложен. Итальянцы говорили: La bugerra ha passato i monti, passera ancora il concilio .
Преследуя финансистов, Королева-мать была особенно беспощадна к Бомарше из-за его зятя, маршала де Витрaи. Чтобы спасти его, задумали сосватать дочь другого его зятя, м-ль де Ла-Вьевиль, за Баррадa, дав за нею восемьсот тысяч ливров. Короля это весьма порадовало. «Но,- сказал он, - уж надобно тогда дать круглую сумму, пусть будет миллион». Баррадa рассказал об этом какому-то болтуну; кардинал де Ришелье, который не хотел, чтобы Ла-Вьевиль получил поддержку, и, быть может, желая угодить Королеве-матери, сказал Королю: «Государь, все это прекрасно, но Бомарше предложил мне (это была ложь) миллион за должность Королевского казначея, которая стоит вдвое больше». Это взбесило Витри и Ла-Вьевиля; сватовство расстроилось. К тому же Бомарше был повешен заочно во дворе Судебной палаты; он оставил огромные богатства. Ему принадлежали остров Эгийон, неподалеку от Ларошели, и шесть кораблей, кои он посылал в Индию. Он старался всех убедить, что источник его богатства в торговле.
Я слышал от г-на Баррадa, человека отнюдь не богатого, что кардинал де Ришелье и покойная Королева-мать сильно затуманили мозги покойному Королю. Они использовали подставных лиц, которые приносили письма, направленные против самых знатных придворных. Королева-мать писала Королю: «Ваша жена любезничает с г-ном Монморанси, с Бекингемом, с таким-то и таким-то». Духовники, будучи подкуплены, говорили ему все то, что им приказывали. Баррадa был по природе грубоват; он вскоре подал повод к кривотолкам на свой счет. Король не желал, чтобы он женился, а Баррадa, влюбленный в красавицу Крессиа, фрейлину Королевы, хотел во что бы то ни стало обручиться с нею. Кардинал воспользовался возмущением Короля, чтобы избавиться от его любимца. И вот Баррадa сослали в собственное поместье. Его место занял Сен-Симон. (Король привязался к Сен-Симону, как говорили, потому, что этот юноша постоянно доставлял ему новости, связанные с охотой, а также потому, что он не слишком горячил лошадей и, трубя в рог, не напускал туда слюны. Вот в чем следует искать причины его преуспеяния.)
Сен-Симон
Он был камер-пажом, так же как и Баррадa; но он и поныне остается человеком ничуть не привлекательным, который к тому же прескверно сложен. Этот фаворит продержался дольше, чем его предшественник, и опередил на два-три года Господина Главного; он разбогател, стал герцогом, пэром и членом Высшей Судебной палаты. Кардинал и на этот раз воспользовался неудовольствием Короля, ибо не хотел, чтобы эти любимчики пускали слишком глубокие корни.
После этого г-н де Шавиньи, которому Баррадa не поклонился, уж не помню где, из-за того, что тот позволил себе при встрече с ним какую-то неучтивость, старается его устранить. Баррадa посылают приказ отправиться в отдаленную провинцию. Король сказал: «Я его знаю, меня он ослушается». Пристав, который явился к Баррадa, узнав, что тот желает изложить свой ответ королю лично, предпочел получить его в письменном виде, и Кардинал сказал, что пристав поступил благоразумно; но он выбранил г-на де Шавиньи, заявив ему: «Вы этого хотели, г-н де Шавиньи, вы этого хотели, сами и расхлебывайте». Дело так ничем и не кончилось, и во время осады Корби Баррадa, получив разрешение на Королевскую аудиенцию, предложил графу Суассонскому арестовать Кардинала, для чего просил пятьсот всадников: он де отправится в сопровождении своих друзей и близких и станет ждать Кардинала в горном проходе, с голубой лентой через плечо и жезлом капитана Гвардии; увидев человека, которого Король все еще любит, Кардинал непременно удивится, растеряется, и тогда его можно будет отвезти куда угодно; Король, сказал он, рассержен угрозою набегов со стороны испанцев, нехваткою самого необходимого, и можно не сомневаться, что он ненавидит Кардинала. «Я поговорю об этом с Месье», - сказал граф Суассонский, «Ваша Светлость,- ответил Баррадa, - я не желаю иметь дело с Месье». Все это открылось. Баррадa получил приказ удалиться в Авиньон и повиновался.
Усердие, которое прилагали к тому, чтобы позабавить Короля охотой, немало способствовало пробуждению в нем жестокости. (Однажды, когда Король, танцевал уж не помню какой балет, посвященный «Охоте на дроздов», которую он нежно любил и которую назвал «Дроздовочкой», некто г-н де Бурдонне, знавший г-на Годо, впоследствии епископа Грасского, ибо его земли лежат по соседству с Дре, откуда родом этот прелат, написал последнему письмо: «Милостивый государь, зная, что вы изящно сочиняете стихи, очень прошу вас написать оные к балету Короля, коим я имею честь заниматься, и почаще упоминать в сих куплетах слово “Дроздовочка", весьма любимое Его Величеством». Г-н Годо и по сю пору трудится над этими стихами.) Однако охота далеко не заполняла весь его досуг, и у него оставалось еще достаточно времени, чтобы томиться от скуки. Почти невозможно перечислить все те ремесла, которым он обучился, помимо тех, что касаются охоты: он умел делать кожаные штанины, силки, сети, аркебузы, чеканить монету; герцог Ангулемский говаривал ему в шутку: «Государь, отпущение грехов всегда с вами». Король был хорошим кондитером, хорошим садовником. Он выращивал зеленый горошек, который посылал потом продавать на рынке. Говорят, будто Монторон купил его по весьма дорогой цене, ибо горошек был самый ранний. Тот же Монторон скупил, дабы угодить Кардиналу, все его рюэльское вино, и Ришелье в восторге говорил: «Я продал свое вино по сто ливров за бочку».
Король стал учиться, шпиговать. Можно было наблюдать, как является конюший Жорж с отличными шпиговальными иглами и прекрасными кусками филейной части телятины. Как-то раз, не помню уж кто сказал, что Его Величество шпигует. «Его Величество» и «шпигует» - не правда ли, эти слова замечательно подходят одно к другому!
Чуть было не запамятовал еще одно из ремесел Короля: он отлично брил - и однажды сбрил всем своим офицерам бороды, оставив маленький клочок волос под нижней губою. (С той поры те, кто еще не достиг слишком пожилого возраста, бреют бороду и оставляют только усы.) На это была написана песенка:
О борода моя, о горе! Кто сбрил тебя, сказать изволь? Людовик, наш король: Он бросил вкруг себя орлиный взор И весь обезбородил двор. Лафорс, а ну-ка покажитесь: Сбрить бороду вам тоже след. Нет, государь, о нет! Солдаты ваши, точно от огня, Сбегут от безбородого меня. Оставим клинышек-бородку Кузену Ришелье, друзья, Нам сбрить ее никак нельзя: Где, к черту, смельчака такого я возьму, Что с бритвой подойдет к нему?
Король сочинял музыку и неплохо в ней разбирался. (Он написал мелодию к рондо на смерть Кардинала:
Ну вот, он умер, он от нас убрался, и т. д.
Сочинил это рондо Мирон, чиновник Счетной палаты.) Занимался немного и живописью. Словом, как сказано в его эпитафии:
Какой отменный вышел бы слуга Из этого негожего монарха!
Его последним ремеслом было изготовление оконных рам совместно с г-ном де Нуайе. Все же в нем находили и некое достоинство, свойственное царственной особе, ежели таким достоинством можно считать притворство. Накануне того дня, когда Король арестовал герцога Вандомского и его брата, он был с ними крайне ласков, и на другой день спросил г-на де Лианкура: «Могли бы вы это предположить?», - на что г-н де Лианкур ответил: «Нет, Государь, вы слишком хорошо сыграли свою роль». Король дал понять, что такой ответ не слишком ему приятен; тем не менее казалось, будто он хочет, чтобы его похвалили за умелое притворство.
Однажды он сделал нечто такое, чего никогда бы не допустил его брат. Плесси-Безансон представил ему какой-то отчет; и, поскольку это был человек весьма увлеченный тем, что делает, он раскладывал свои ведомости на столе королевского кабинета, надев по рассеянности свою шляпу. Король ни слова ему не говорит. Закончив отчет, Плесси-Безансон начинает повсюду искать свою шляпу, и тогда король говорит ему: «Она давно у вас на голове». - Герцог Орлеанский однажды предложил подушку придворному, когда тот по рассеянности уселся в зале, по которой его Королевское Высочество прогуливался.
Король не желал, чтобы его камер-лакеи были дворянами; он говорил, что хочет иметь право их бить, а бить дворянина считал невозможным, ибо боялся навлечь на себя нарекания. Должно быть, поэтому он не признавал Беренгена за дворянина.
Я уже упоминал, что Король по природе своей любил позлословить; он говорил: «Я думаю, что такой-то и такой-то весьма довольны моим указом о дуэлях» . Обнародовав этот указ, он сам же потешался над теми, кто не дерется на поединках. Он чем-то напоминал надутого поместного дворянина, который полагает для себя позором, ежели в его дом взойдет судейский пристав; однажды он едва не приказал избить пристава, который по долгу службы явился во двор замка Фонтенбло для взыскания долга без конфискации имущества. Но какой-то Государственный советник, (То был покойный Президент суда Ле-Байель, сказавший: «Надобно проверить. Это по приказу Короля? - спрашивает он. - Прежде всего, ежели это по приказу короля Испании, то надобно наказать дерзкого».) при сем присутствовавший, сказал Королю: «Государь, надо бы узнать, по чьему распоряжению он это делает». Приносят бумаги пристава. «Э, Государь,- говорят, - да он явился от имени Короля, и люди эти - полномочные представители вашего правосудия». В Испании король Филипп II повелел, чтобы судебные приставы входили в дома грандов, и с тех пор им всюду стали оказывать почтение.
Все знают, что король был скуп во всем. Мезре поднес ему том своей «Истории Франции». Королю приглянулось лицо аббата Сюже, он втихомолку срисовал его и не подумав как-то вознаградить автора книги. (После смерти Кардинала он упразднил пенсии литераторам, говоря: «Нас это больше не касается».)
После смерти Кардинала г-н де Шомбер сказал Королю, что Корнель собирается посвятить ему трагедию «Полиевкт». Это напугало Короля, потому что за «Цинну» Монторон подарил Корнелю двести пистолей. «Да не стоит»,- говорит он Шомберу. «О Государь, - отвечает Шомбер, - он это делает не из корысти».- «Ну, если так, хорошо, - говорит Его Величество,- мне это доставит удовольствие». Трагедия вышла с посвящением Королеве, ибо Король к тому времени умер.
Однажды в Сен-Жермене он пожелал проверить расходы на стол своего Двора. Он вычеркнул молочный суп из меню генеральши Коке, которая ела его каждое утро. Правда, она и без того была толстой, как свинья. (Король обнаружил в ведомости бисквиты, которые подавались накануне г-ну де Ла-Врийеру. Как раз в эту минуту г-н де Ла-Врийер вошел в комнату. Король резко заметил ему: «Как я погляжу, Ла-Врийер, вы большой охотник до бисквитов».) Зато проявил большую щедрость, когда, прочтя в перечне блюд «Горшочек желе для такого-то», в ту пору больного, он сказал: «Пусть бы он обошелся мне в шесть горшочков, только бы не умирал». (Однажды, когда Ножан вошел в его спальню, Король сказал: «О, как я рад вас видеть: а я-то думал, что вы сосланы».) Он вычеркнул три пары туфель из гардеробной ведомости; а когда маркиз де Рамбуйе, Обергардеробмейстер, спросил Короля, как он прикажет поступить с двадцатью пистолями, оставшимися после покупки лошадей для спальной повозки, тот ответил: «Отдайте их такому-то мушкетеру, я ему задолжал. Прежде всего надо платить свои долги». Он отнял у придворных сокольничих право покупать мясные обрезки, которые те по дешевке приобретали у кухонных конюших, и велел кормить ими своих соколов, никак не возмещая кухонных конюших.
Он не был добр. Как-то в Пикардии он увидел скошенный, хотя еще совсем зеленый овес и кучку крестьян, глядевших на эту беду; но вместо того чтобы посетовать Королю на его Шеволежеров , которые совершили сей подвиг, крестьяне пали перед ним ниц, восхваляя его. «Мне очень досадно, - сказал Король, - что вам нанесен такой ущерб». - «Да ничего, Государь, - отвечали они, - ведь все ваше, лишь бы вы здравствовали, нам и того довольно». - «Вот добрый народ!» - сказал Король, обращаясь к своей свите. Но он ничего не дал крестьянам и даже не подумал облегчить им подати.
Одно из наиболее явных проявлений щедрости, которую Король позволил себе в жизни, произошло, думается мне, в Лотарингии. Как-то в одной деревне, где народ до последней войны привык жить в достатке, крестьянин, у которого он обедал, пришел в такое восхищение при виде капустного супа с куропаткой, что, заглядевшись на это блюдо, дошел до комнаты, где обедал Король. «Какой прекрасный суп», - сказал Король. «Так думает и ваш хозяин, Государь, - ответил дворецкий, - он с этого супа не сводит глаз». - «Право? - спросил Король, - так пусть же он его съест». Он велел закрыть миску и отдать суп крестьянину.
После того как Кардинал выгнал г-жу Отфор, а Лафайетт ушла в монастырь, Король однажды заявил, что желает отправиться в Венсенский лес, и по пути задержался на пять часов в Обители Дочерей Святой Марии, где находилась Лафайетт. Когда он уезжал оттуда, Ножан сказал ему: «Государь, вы посетили бедную пленницу!». - «Я больший пленник, чем она», - ответил Король. Кардиналу показалась подозрительной эта длинная беседа, и он отправил к Королю г-на де Нуайе, которого г-н де Трем не мог не впустить; это заставило Короля прервать свидание. (Был некто Буазамей, первый камердинер Королевского гардероба, коего Король очень жаловал. Его прогнали вместе с Лафайетт.)
Его Высокопреосвященство, отчетливо понимая, что Королю надобно какое-то развлечение, как я уже упомянул, обратил внимание на Сен-Мара, который и до того был довольно приятен Королю. Сие намерение Кардинал вынашивал с давних пор, ибо маркиз де Лафорс целых три года не мог избавиться от своей должности Обергардеробмейстера. (Полагаю, что должность эту дали ему вместо должности капитана Лейб-гвардии.) Кардинал не хотел, чтобы ее занял кто-либо кроме Сен-Мара. И в самом деле, г-н д"Омон, старший брат Вилькье, ныне маршал д"Омон, так и не получил ее, несмотря на лестный отзыв о нем Короля.
Поначалу г-н де Сен-Map подбивал Короля на кутежи: они танцевали, бражничали. Но, поскольку он был юношей пылким и любящим собственное удовольствие, его вскоре стала тяготить жизнь, на которую он пошел лишь с неохотою. К тому же Ла-Шене, первый камердинер Короля, приставленный к нему в качестве соглядатая, поссорил его с Кардиналом: он сообщил Кардиналу о Короле множество подробностей, коих Сен-Мар ему не сообщал, несмотря на то что Кардинал их от него требовал. Сен-Мар, став Господином Главным (Г-на де Бельгарда заставили принять небольшое вознаграждение за эту должность, и посему он получил разрешение вернуться ко Двору.) и графом Даммартеном, добился того, что Ла-Шене прогнали: вот из-за этого и разгорелась война между ним и Кардиналом.....................
Король поручал шпионить за Сен-Маром, дабы узнать, не ходит ли он к кому-нибудь тайком. Господин Главный был в ту пору влюблен в Марион (Марион де Лорм.) больше чем когда-либо. Однажды, когда он отправился к ней в Бри, его приняли за вора какие-то люди, которые в самом деле преследовали воров. Они привязали его к дереву, и не окажись случайно поблизости человека, который знал Сен-Мара, его отвели бы в тюрьму. Г-жа д"Эффиа испугалась, как бы ее сын не женился на Марион, и добилась запрещения этого брака Судебной палатой. Одно время он изрядно бесил свою мать, весьма скупую, тем, что назло ей менял платье по четыре раза на дню и всякий раз отправлялся к своей возлюбленной. Однако когда сын вошел в милость у Короля, ее неприязнь к нему исчезла. Да и как ей было его не любить, ведь из всех ее сыновей он один чего-то стоил; он был мужествен: он дрался, и притом отлично, с дю Доньоном, ныне маршалом Фуко. Он был умен и превосходно сложен. А старший брат его умер сумасшедшим; он делал подметки к башмакам из самых дорогих штофных обоев замка Шилли; что до аббата, то он - человек ничем не примечательный, хотя довольно неглупый.
Самым большим увлечением Господина Главного в ту пору была Шемро, ныне г-жа де Ла-Базиньер. Она была тогда в монастыре в Париже. (Ее прогнали из-за него и наконец отправили в Пуату.) Однажды вечером в Сен-Жермене он встречает Рювиньи и говорит: «Пойдем со мной, мне надобно выбраться отсюда, чтобы повидать Шемро. Есть одно место, где я надеюсь перейти через ров: там меня ждут с двумя лошадьми». Они выходят; но, оказывается, конюх, улегшись на землю, заснул, и лошадей угнали. Господин Главный в полном отчаянии: они бегут в городок, чтобы попытаться достать других лошадей, и замечают какого-то человека, который следует за ними на почтительном расстоянии. Это - гвардейский шеволежер, самый главный из шпионов, приставленных Королем к Сен-Мару. Узнав его, Господин Главный подзывает его и вступает с ним в беседу. Этот человек начинает их убеждать, что они, мол, собирались драться на дуэли; Сен-Мар заверяет его в противном; наконец, соглядатай удаляется. Рювиньи посоветовал Господину Главному вернуться, чтобы не навлекать на себя гнев Короля, лечь в постель, а через два часа послать за несколькими офицерами Королевского гардероба, чтобы те пришли с ним поболтать, ибо он не может уснуть; таким образом, он на некоторое время подорвет доверие Короля к. шпионам, ибо тому завтра же будет доложено, что он, Сен-Map, выходил из замка. Господин Главный послушался совета. Поутру Король спрашивает у него: «А, так вы были в Париже?». Сен-Map призывает своих свидетелей. Шпион посрамлен, а Господин Главный. получил возможность совершить три ночных поездки в Париж.
По правде говоря, жизнь, которую Король понуждал его вести, была незавидною. Король, как видно, избегал людей, а особенно Парижа, ибо ему стыдно было видеть бедствия парода. Когда он проезжал, ему почти никто не кричал «Да здравствует Король!». Но он был совершенно неспособен навести порядок. Он оставил за собою лишь заботу о снабжении всем необходимым рот Гвардейского полка и некоторых старых воинских частей, относясь к этому более ревниво, нежели к чему-либо другому.
Было замечено, что Король любит все, что ненавидит Господин Главный, а Господин Главный ненавидит все, что любит Король. Сходились они лишь в одном - в ненависти к Кардиналу. Я уже рассказывал об этом. Господин Главный бежал слишком поздно; он укрылся в Нарбонне у одного горожанина, дочь коего была в дружбе с его камер-лакеем Беле, сопровождавшим его туда. Он пробыл там сутки, когда отец этой девицы, уже старый человек, который почти не выходил из дому, отправившись к мессе, услышал, как на улице при звуке труб кричат, что тот, кто сообщит, где находится Господин Главный, получит такое-то вознаграждение, а тому, кто укрывает его, грозит смертная казнь «Эге, - подумал он, - не тот ли это человек, что остановился у нас? Каков он из себя?». Так бедного Сен-Мара и взяли.
Заговор Господина Главного
Вот что я узнал позднее от г-на Эспри, академика, который был в ту пору на службе у г-на Канцлера. Г-н де Ту заявил Фонтраю: «Вы были в Испании; не вздумайте хитрить со мной: Господин Главный рассказал мне все». Кардинал в это время находился на водах в Нарбонне, к которым Король относился недоверчиво, и делал все возможное, чтобы Его Величество тоже приехал туда, но тщетно. Король не знал, на что решиться, и в сопровождении Господина Главного отправился по направлению к озеру Эгморт, когда его догнал де Шавиньи и заявил, что им раскрыт заговор. Позднее он показал Королю соглашение с Испанией; в сущности, это была лишь пестревшая ошибками копия. Король вернулся обратно. Во дворце во время беседы с Королем и Господином Главным Шавиньи дернул Короля за полу платья, как делал это обычно, когда желал сообщить Его Величеству что-либо с глазу на глаз. Король тотчас же проходит в другие покои; Господин Главный хотел было проследовать за ним, но Шавиньи властно заявил: «Господин Главный шталмейстер, мне нужно кое-что сообщить Королю». Господин Главный, по молодости лет, оставил Короля наедине с Шавиньи; как это будет видно из моего дальнейшего рассказа, Король к тому времени охладел к своему любимцу. И вот г-н де Шавиньи - а было это уже в Нарбонне - убедил Короля арестовать Господина Главного. Тот спасается бегством; я забыл сказать, что Фонтрай бежал еще за неделю до этого, видя, что разбор дела заговорщиков подвигается слишком медленно, и понимая, что это не к добру. Сен-Мар укрылся у некоего горожанина. Вечером Господин Главный говорит одному из своих слуг: «Ступай, погляди, не открыты ли случайно какие-либо городские ворота». Слуга поленился туда пойти, ибо ворота, по обыкновению, запирались спозаранку. И надобно же такому случиться! Как раз одни из ворот оставались открытыми всю ночь, дабы пропустить кортеж маршала де Ламейре. Хозяин узнал Сен-Мара и, боясь подвергнуться наказанию, и т. д. и т. п.
Кардинал Мазарини первым приехал в Лион и отправился в тюрьму Пьер-Ансиз к г-ну де Буйону, которому заявил: «Ваш договор у нас в руках», - и начал читать ему наизусть отдельные статьи. Того это весьма поразило, и он решил, что Герцог Орлеанский все уже рассказал. Поскольку ему обещали жизнь, он во всем признался. Когда вели Господина Главного, мальчик лакей, каталонец, бросил ему катышек из воска, внутри которого была записка с кое-какими невразумительными советами. Этот мальчик состоял у него на службе и отважился на сей смелый поступок, выполняя поручение принцессы Марии.
Господин Главный признался во всем; он надеялся, что Король никогда не допустит, чтобы его казнили, и его только удалят от Двора; он, Сен-Мар, еще так молод, у него впереди достаточно времени, чтобы дождаться смерти Кардинала, а потом вернуться ко Двору. Поначалу Сен-Мар признался во всем наедине г-ну Канцлеру. Король, приехав, наговорил: Канцлеру всяческого вздора, упомянув, между прочим, что никак не мог приучить этого скверного мальчишку Сен-Мара ежедневно читать «Отче наш». Канцлер сказал Кардиналу: «Что до Господина Главного, то тут все ясно; но что нам делать с другим, с де Ту, ума не приложу».
Когда Господина Главного после множества допросов привели наконец в Лионскую Судебную палату, он предстал перед членами Следственной комиссии, ибо ни один из заговорщиков, даже г-н де Ту, которому следовало бы знать, что это отсрочит приговор, не заявил об отводе свидетелей. И там, будучи убежден, что Королю достаточно будет его чистосердечного признания, Сен-Мар рассказал непринужденно и с достоинством истинного дворянина всю историю своего возвышения. Здесь-то он и признался, что г-н де Ту знал о договоре с Испанией, но все время пытался убедить его, Сен-Мара, не принимать в этом участия. Потом ему устроили очную ставку с де Ту, который лишь пожал плечами, словно жалеючи Господина Главного, но ни единым словом не упрекнул его в предательстве. Г-н де Ту сослался на закон касательно Conscii , на который опирается Указ Людовика XI, никогда не применявшийся. Но г-н де Ту плохо истолковал этот закон, упорно разъясняя, что Conscii означает только «сообщники», но это далеко не так. Г-н де Миромениль имел мужество высказать мнение, что Сен-Мара следует оправдать. Проживи Кардинал несколько дольше, он не поблагодарил бы г-на де Миромениля за это мнение. Ссылка на то, что Первый Президент Судебной палаты, де Ту, отправил на эшафот некоего вельможу за подобную же провинность, сильно повредила его внуку.
Господин Главный был столь далек от мысли о смерти, что когда ему перед объявлением приговора предложили поесть, он сказал: «Есть я не хочу: мне прописаны пилюли, дабы очистить желудок, надобно их принять». И он так почти ничего и не съел. Потом ему объявили приговор. При этом столь суровом и неожиданном известии он не выказал, однако, и признака удивления. Он держался стойко, и та мучительная борьба, которая происходила в его душе, никак не проявилась внешне. Хотя, согласно приговору, его не должны были подвергать пытке, ему все же пригрозили ею. Это его растревожило, но он и тут ничем не выдал себя и уже начал расстегивать свою куртку, когда ему велели поднять руку и говорить правду. Он продолжал стоять на своем и заявил, что добавить ему больше нечего. Умер он с поразительным мужеством, не стал говорить пустых речей, а только поклонился тем, кого увидел в окнах и узнал; он все делал поспешно и, когда палач хотел отрезать ему волосы, отнял у него ножницы и передал их брату-иезуиту. Он пожелал, чтобы ему лишь слегка подрезали волосы сзади, остальные он начесал себе на лоб. Он не захотел, чтобы ему завязывали глаза. Когда палач нанес удар, глаза Сен-Мара были открыты, и он так крепко держался за плаху, что его руки с трудом оторвали от нее. Голову ему отрубили с первого удара.
После смерти кардинала де Ришелье (Жюи по возвращении из Савойи сказал в Лионе г-ну Эспри, что Кардинал долго не протянет, потому что велел закрыть свой свищ. Он совершил это сумасбродство из чистоплотности. И вот он в Рюэле, где его навещает Королева. Он не осмеливается ездить в Сен-Жермен, а Король не осмеливался ездить в Рюэль. Кардинал решил добиться расположения Гито, ибо (кроме Тревиля) Гвардейские капитаны Гито, Тийадэ, дез Эссар, Кастельно и Ласаль были людьми, которых ему никак не удавалось привлечь на свою сторону: они были преданы Королю. Итак, Кардинал просит Гито навестить его, принимает со всевозможной учтивостью, велит угостить обедом, вкусным и сытным. После обеда он приглашает его к себе одного и спрашивает, хочет ли тот стать его другом. «Монсеньер, я всегда был предан Королю».- «Э! - сказал Кардинал, трижды презрительно махнув рукой. - Господин де Гито, да вы просто смеетесь; ступайте, ступайте, господин де Гито». Случай с Тревилем нарушил душевный покой Кардинала; это ускорило его смерть.) Король очень радовался, получая сам письма и депеши. Он говорил, что у него никогда не будет фаворита среди Гвардейцев. К г-ну Нуайе он проявлял как будто большую привязанность, чем к кому-либо другому; когда Королю нужно было что-либо делать, а г-на де Нуайе при этом не было, он заявлял: «Нет, нет, подождем голубчика». Тот входил потихоньку со свечой в руке; он с успехом мог бы служить другому монарху. Про него говорили, что он де «Иезуит-калоша», («Калошами» прозвали фрейлин Королевы, не живущих во Дворце, потому что они оставляют свои калоши у входных дверей.) потому что, принадлежа к ордену Иезуитов, не носил их одежды и не жил вместе с ними. И все же именно он прогнал отца Сирмона, но только для того, чтобы заменить его другим, который был большим иезуитом, чем он, если так можно выразиться; ибо отец Сирмон слишком откровенен и пишет только небольшие книжечки, а иезуиты хотят, чтобы сочинялись толстые тома. Наш де Нуайе, веря в привязанность Короля, оказался в трудном положении, ибо кардинал Мазарини и Шавиньи не давали покоя тем, кто становился приближенным Короля; и хотя де Нуайе находился постоянно при Короле в Сен-Жермене, а Мазарини и Шавиньи - почти все время в Париже, все-таки они его выжили. Вскоре он умер в собственном доме, в Дангю, недалеко от Понтуаза. К нему уже давно подбирались, так же как и к покойному Кардиналу.
Вскоре умер и Король. Он всегда боялся дьявола, ибо не любил бога, но пуще страшился ада. Лет двадцать тому назад ему было видение, заставившее его отдать королевство под защиту Пресвятой Девы, и в Распоряжении, которое было составлено по этому поводу, значилось: «Дабы все наши добрые подданные попали в рай, ибо такова наша воля». Так заканчивался сей прекрасный манускрипт. Заболев предсмертным недугом, Король стал необычайно суеверным. Однажды, когда ему рассказывали о каком-то блаженном, якобы обладавшем особым даром отыскивать места погребения святых, который, проходя где-либо, говорил: «Ройте здесь, тут погребен святой»,- причем ни разу не ошибся, Ножан сказал: («В своей скверной шутовской манере», как написано в «Дневнике» Кардинала.) «Будь у меня такой блаженный, я бы отвез его к себе в Бургундию, он нашел бы мне уйму трюфелей». Король разгневался и крикнул: «Прочь отсюда, негодяй!». Людовик XIII умер, сохраняя стойкость духа, и как-то, глядя на колокольню Сен-Дени , которая видна из нового Сен-Жерменского замка, где он лежал, промолвил: «Вот, где я скоро буду». Принцу Конде он сказал: «Кузен, я видел во сне, будто мой кузен, ваш сын, дрался с врагами и одолел их». Он говорил о битве при Рокруа . Король послал за членами Судейской палаты, дабы взять с них обещание в том, что они будут соблюдать составленное им Распоряжение: оно было написано по образцу распоряжения кардинала де Ришелье, он лишь немного в нем изменил. Согласно этому Распоряжению, при Королеве учреждался непременный Совет, где она, как и все, имела только один голос. Король сказал Советникам, что, ежели они сделают его вдову регентшей, как ныне покойную Королеву-мать, она им испортит все. Королева бросилась ему в ноги; он велел ей тотчас подняться: он хорошо знал ее и презирал.
Король велел окрестить Дофина: кардинал Мазарини держал его на руках вместо Папы.
После смерти принца Анри де Конде , который, умирая, тоже выказал большую твердость духа, говорили, что не так уж это почетно - хорошо умереть, раз эти двое умерли хорошо. На похороны Короля шли, как на свадьбу, а навстречу Королеве - словно на пирушку. Ее жалели и не знали, что она собой представляет.
Так уж получилось, что об Анне Австрийской, жене Людовика XIII и матери Людовика XIV, мы знаем значительно больше, чем о других французских королевах. Главным образом, это заслуга Александра Дюма, который посвятил "веку Людовика Великого" свою самую знаменитую и самую удачную серию романов - о мушкетерах, и размашисто, яркими красками описал не только "великолепную четверку", но и тогдашних исторических деятелей - слабовольного Людовика XIII, "настоящего монарха" Людовика XIV, умного, энергичного и безжалостного Ришелье, скупого плута Мазарини, гордую и прекрасную Анну Австрийскую. Причем, раздавая эти характеристики, Дюма весьма мало считался с реальностью - для него История была лишь манекеном, который он обряжал в нужные одежды - по своему вкусу. И его "исторические" герои на деле - лишь тени, а то и карикатуры на самих себя. Особенно не повезло в этом смысле Ришелье. Блестящий политик, великий государственный деятель, по значимости сделанного для Франции сопоставимый разве что с Де Голлем, он предстал в романе злобным интриганом, только и думающим, как поссорить венценосных супругов. Анне Австрийской, наоборот, повезло - заурядная, легко поддававшаяся влиянию принцесса с трудной судьбой, благодаря таланту Дюма стала настоящей романтической героиней. Алмазные подвески, любовь и смерть Бэкингема, ревность короля и ненависть кардинала - чем не атрибуты жизни роковой красавицы, чей сын стал самым знаменитым французским монархом?
На самом деле, судьба Анны Австрийской была далеко не так романтична, как хотелось бы Дюма, хотя и не менее богата приключениями. Ана Маурисия, старшая дочь испанского короля Филиппа III, родилась в 1601 году при самом скупом, мрачном и религиозном дворе в Европе. В ту пору богатство и мощь "империи, где никогда не заходит солнце" начали потихоньку истощаться. Отец Аны был слишком слабым королем, чтобы удерживать в своих руках власть, и всеми делами заправлял его первый министр - герцог Лерма. Для своих удовольствий Лерма денег не жалел, а вот королевское семейство у него жило по-спартански. Правда, в Испании считали, что детей нужно воспитывать в строгости, набожности и лишениях. Так принцы и принцессы получали "боевую закалку", после которой даже жизнь в монастыре казалась им праздной и роскошной.
Приличного образования Ана так и не получила. В ту пору было принято учить принцесс только латыни и основам европейских языков, а все остальное время они должны были проводить в молитвах. Есть что-то вкусное или нарядно одеваться полагалось только по очень большим праздникам. Обычно же инфантины ходили в черных, громоздких и чудовищно-неудобных платьях, им не разрешали бегать и играть (праздность при испанском дворе считалась тяжким грехом), за каждым их действием сурово следили дуэньи.
Даже с родителями дети виделись только в дни, установленные регламентом. Нарушить его мог лишь Филипп III, но он почти не интересовался малышами. Его жена, королева Маргарита, жила в условиях, не менее жестких, чем ее дочери. Выданная замуж в 15 лет, она почти каждый год дарила королю очередного отпрыска, и за десять лет супружеской жизни возненавидела все - мужа-тряпку, которым вертел министр, самого министра, купавшегося в роскоши, в то время как ей приходилось чуть ли не голодать, ханжеский, погрязший в интригах испанский двор... "Лучше быть простой монахиней в Австрии, чем испанской королевой!" - жаловалась она австрийскому посланнику. Королева умерла в 27 лет, почти счастливая, что избавляется от ненавистной ей жизни.
К тому времени Ане не было и десяти, но она была уже просватана - за австрийского принца Фердинанда. Принц приходился ей кузеном, но родителей жениха и невесты это не смущало: Габсбурги привыкли заключать браки "между своими", не интересуясь, к каким последствиям это может привести. Но Ане повезло. В 1610 году в соседней Франции изменилось "лицо государства", и вместо убитого Генриха IV, враждовавшего с Испанией, власть получила его жена Мария Медичи, истовая католичка, жаждавшая дружбы с "первой христианской державой мира". По обычаю того времени, политический союз скрепили династическим: 10-летний инфант Филипп женился на одной из французских принцесс, а 14-летняя Ана вышла замуж за своего ровесника - юного Людовика XIII.
Юный Луи 13-й
Поначалу никто не сомневался, что Людовик и Ана (ставшая Анной) будут дружной и любящей парой. Молоденькая королева по праву считалась самой красивой принцессой в Европе, и король (который, кстати, тоже был хорош собой) готов был сдувать с нее пылинки. Но Анна была еще слишком юной, чтобы это оценить. Попав из чопорного Мадрида в блестящий и расточительный Париж, она с головой окунулась в водоворот удовольствий и веселых проделок, на которые так косо смотрели в Испании. А поскольку ее муж был угрюмым одиночкой, королева нашла себе другого партнера для игр - младшего брата короля Гастона Орлеанского, улыбчивого, элегантного, остроумного, куда более подходившего ей по характеру. Возможно, Людовик не принимал бы близко к сердцу дружбу жены с братом, но его мать постоянно намекала, что Анна - вертихвостка и за ней нужен глаз да глаз. Нравственность невестки свекровь интересовала мало - просто она боялась, что Анна начнет командовать слабовольным супругом и лишит ее власти.
Мария Медичи
Гастон Орлеанский
В 1617 году от власти королеву-мать таки отстранили - без всякого участия Анны Австрийской. Тем не менее, Медичи не отказала себе в удовольствии подложить под брак сына "мину замедленного действия". Она оставила при дворе дочь герцога де Монбазона, эффектную блондинку, первую красавицу Франции. Королева-мать рассчитывала, что Людовик не устоит перед чарами не по возрасту опытной кокетки - и ошибалась. Король презирал чересчур активных женщин. Набивавшуюся ему в фаворитки де Монбазон он выдал за своего первого министра де Люиня, а когда тот умер - посоветовал вдове уехать в провинцию. Король и не подозревал, какого опасного врага он нажил себе в лице оскорбленной красавицы. Не прошло и полгода, как вдова вышла замуж за герцога де Шеврез, вернулась ко двору и стала любимой подругой Анны Австрийской.
мадам де Шеврез
Именно она втравила 24-летнюю королеву в любовную авантюру, за которую Анне пришлось дорого заплатить - историю с герцогом Бэкингемским. Всесильный любимец английского короля прибыл во Францию в 1625 году - и был покорен красотой жены Людовика XIII. Чтобы произвести на нее впечатление, 32-летний герцог сорил деньгами и был готов на любые безумства. Скучающую Анну Австрийскую он очаровал без труда. Но, получив строгое кастильское воспитание, королева одаривала поклонника максимум восхищенной улыбкой. Первому щеголю Европы, менявшему любовниц, как перчатки, этого было мало. Он готов был потратить половину денег английской короны, чтобы благосклонность Анны выразилась в чем-то более существенном.
Джордж Вильерс, герцог Бэкингем
В лице герцогини де Шеврез Бэкингем нашел верного союзника. Та готова была часами рассказывать королеве о красоте и щедрости англичанина, потихоньку склоняя ее к тому, чтобы дать поклоннику "минутную аудиенцию". Наконец, на празднике в амьенских садах Анна поддалась искушению и позволила де Шеврез увести себя прогуляться по одной из темных аллей. Через несколько минут из аллеи, по которой удалилась королева, послышался шум. Сбежавшиеся придворные и слуги стали свидетелями беспрецедентного зрелища: ее величество весьма энергично вырывалась из объятий английского гостя.
Скандал стал достоянием всей Европы. На следующий день герцог был вынужден уехать из Франции, а Анна Австрийская - давать объяснения мужу. Фактически, все произошедшее свидетельствовало скорее в ее пользу, но убедить в этом разгневанного Людовика было невозможно. Отношения между супругами, которые к тому времени и так были прохладными, испортились окончательно.
Виновником неутихающей ярости мужа Анна считала нового первого министра - Армана дю Плесси, кардинала Ришелье. Вопреки тому, что писал Дюма, конфликт между королевой и Ришелье носил чисто политический характер. Министр проводил "антиспанскую" линию в политике, и это, понятно, не устраивало сестру испанского короля. Кроме того, будучи истовой католичкой, Анна не могла понять, как князь церкви может быть союзником немецких протестантов в войне против ее кузена - католического императора. А поскольку понятие "интересы государства" в то время было не в чести среди знати, вывод напрашивался только один: Ришелье - ее личный враг, который хочет ее погубить.
Ришелье
Отныне Анна Австрийская и ее верная де Шеврез участвовали во всех заговорах против кардинала. Заговоры эти, как правило, заканчивались плачевно: королеве и герцогу Орлеанскому приходилось оправдываться, герцогине де Шеврез - скрываться за границей, менее знатным интриганам - платить головой. Впрочем, Ришелье не раз доказывал, что может мстить, невзирая на знатность. Участие в одной из интриг стоило жизни герцогу де Монморанси, другой заговор вынудил Людовика XIII выслать из страны родную мать, умершую в Кельне почти в нищете.
Правда, Анну Австрийскую Ришелье щадил. Хотя поквитаться с ней ему было проще всего: еще со времен скандала с Бэкингемом развод был заветной мечтой его величества. Но кардинал понимал то, о чем и слышать не хотел обиженный муж - Папа Римский вряд ли бы дал согласие на расторжение брака, а значит, Людовик не смог бы жениться вновь. Франции же требовался наследник, причем не такое ничтожество, как Гастон Орлеанский, предававший всех своих друзей и живший на подачки испанского короля. Выбор у Ришелье был небольшой, и он надеялся, что Анна поумнеет и наконец родит королю сына.
Людовик 13-й
Уговаривать его величество простить жену пришлось несколько лет, причем Ришелье привлек к этому даже отставную фаворитку монарха. Наконец Людовик поддался минутной слабости, и через положенный срок вся Франция праздновала рождение дофина. Правда, уже тогда поползли слухи о том, что короля обманули, и родившийся мальчик - вовсе не его сын. Но серьезных "улик" против королевы не было - тем более, что Ришелье, крайне нуждавшийся в наследнике, и не пытался их искать. Людовик же был настолько рад рождению сына, что на какое-то время помирился с женой, в результате чего на свет появился еще один принц - Филипп Анжуйский.
К тому времени Анна пересмотрела свое отношение к Ришелье и поняла, что кардинал - скорее, ее союзник, чем враг. Этому способствовал талантливый политик, которого Ришелье выбрал себе в преемники - Джулио Мазарини, красивый, хотя и не очень знатный итальянец, с конца 30-х годов ставший любовником королевы. Именно Мазарини убедил Анну, что своими интригами против кардинала она помогает другим - но не себе. Королева исправилась и "сдала" Ришелье очередной заговор, предоставив улики, доказывавшие государственную измену брата короля.
В ответ, Ришелье, как мог, старался помирить венценосных супругов. Увы, безуспешно: король не только не желал слышать о жене, но и потихоньку начинал ненавидеть собственного сына. Смерть кардинала в 1642 году поставила свободу, а то и жизнь Анны под угрозу - теперь ничто не мешало Людовику заточить королеву в монастырь. Но Анне Австрийской повезло: всего через полгода после смерти кардинала, ее муж заболел и внезапно умер, не оставив даже толковых распоряжений по поводу регентства.
Благодаря Мазарини, регентство и власть достались Анне. Правда, в стране было неспокойно: бушевала Фронда, мятеж принцев, мечтавших прогнать "испанку и итальянца", устранить юного короля и возвести на престол слабохарактерного Гастона Орлеанского. Королеву спасло только то, что ее политические враги зачастую придерживались разных целей, и постоянно переходили "из лагеря в лагерь" - то на сторону королевы, то на сторону мятежников. Анна и Мазарини вовсю пользовались этим: льстили, уговаривали, обещали златые горы, арестовывали, бросали в темницу, казнили... Королева была бесконечно признательна своему первому министру. Ведь именно Мазарини в конце концов навел порядок в стране, завершил Тридцатилетнюю войну с Испанией, и выгодно женил молодого короля на инфанте. Умирая, кардинал оставлял Людовику XIV мирное и процветающее королевство.
Мазарини
После смерти Мазарини Анна отошла в тень. Она не очень ладила с высокомерным и эгоистичным Людовиком и предпочитала ему общество ласкового и заботливого младшего сына. Прожив бурную жизнь, королева даже в старости была очень хороша собой и выглядела много моложе своих лет. В 1666 году она умерла на руках у безутешного Филиппа Орлеанского, по иронии судьбы, внешне похожего на Людовика XIII.
Испанская инфанта, французская королева, регентша и мать Людовика XIV, Анна Австрийская никогда не задумывалась над тем, какой останется в памяти потомков. Она даже представить не могла, что через двести лет после ее смерти романист всех времен и народов Александр Дюма подарит ей то, чем жизнь не балует даже королев - вечную молодость и красоту, прекрасного и благородного возлюбленного, а также четырех преданных рыцарей плаща и шпаги, готовых умереть за ее жизнь, честь и любовь, - Атоса, Портоса, Арамиса и д"Артаньяна.
В день смерти Генриха IV, 14 мая 1610 года, на трон взошел его сын Людовик, тринадцатый по имени. Новоявленному королю 9 лет. Теперь ему, рано лишенному отеческой любви, предстоит править государством под началом своей авторитарной матери - Марии Медичи, принявшей регентство при малолетнем монархе. 27 сентября 1614 г. Людовику исполняется 13 лет, возраст совершеннолетия, который отменяет регентство, однако в своем первом акте от 2 октября, обращаясь к парламенту, король «молит свою матушку продолжать управлять государством, как она делала и допрежде». Именно своей матери он хотел оставить роль главы государства, кроме того, никто из его окружения, да и он сам, не находил в себе способностей к управлению государством. Полагали, что юный король просто не имел к этому склонности. В распространении подобных слухов значительно преуспел высокомерный фаворит Марии Медичи - итальянец Кончини, цинизм и наглость которого дошли до того, что он позволял себе от имени короля заседать в Совете, ссужать малолетнего монарха деньгами из собственной же его казны, а также всегда оставался в шляпе в присутствии Людовика, что по законам того времени было просто оскорбительным.
12 февраля 1614 года некий Арман Жан дю Плесси де Ришелье, 29-летний епископ Люсона, отправляет Кончини заверения в своей преданности и предложения своих услуг. Епископ пишет: «Молю вас поверить, что все мои уверения в вечной покорности будут облечены в дела, на благо вашей милости, если только позволите частице вашей любви осенить мою недостойную голову». 26 ноября 1616 г. молодой прелат становится государственным секретарем. Он останется на этом посту недолго, его благодетеля Кончини убьют 24 апреля 1617 г. по приказу Людовика XIII. Таким образом, король возвращал себе власть, узурпированную любовником матери, становился полноправным сувереном.
Ришелье вернул расположение короля и все связанные с ним привилегии. Начиная с 1624 и до 1642 г. года своей смерти, он был бессменным главой правительства. Несмотря на политическое долголетие, взаимоотношения короля и кардинала нельзя назвать простыми, особенно в конце. 1642 был переломным годом для монарха и его министра во многих смыслах. Королю - 41 год, кардиналу - 58, война с Испанией истощила силы государства и поставила этих двоих по разные стороны баррикад. Ришелье также вынужден бороться с возрастающим влиянием блестящего Сен-Мара, фаворита, которого он сам поставил на службу королю. Искоренив заговорщиков, в числе которых и Сен-Мар, Людовик узнает о смерти Марии Медичи. Королева умерла в изгнании, умело удаленная от двора все тем же Ришелье. Меланхолия овладела сердцем короля, он скорбит о смерти матушки и сожалеет о казни своего любимчика Сен Мара, который попытался свергнуть Ришелье. Кардинал, несмотря на неприязнь со стороны короля, все равно оставался для него неоценимой поддержкой. Ведь нужно было руководить государством и продолжать Тридцатилетнюю войну. Никто не мог предсказать в то время как долго продлится эта политическая связь министра и короля, и кто покинет арену первым.
Ларошфуко пишет, что 17 ноября Ришелье проезжает по Парижу, как «триумфатор» и водворяется в прекрасном Кардинальском дворце. 19-ого он работает с Мазарини, которого избрал своими преемником. В четверг, 4 декабря 1642 года, в день Святой Варвары, в полдень, кардинал Ришелье, которому завистники прочили насильственную смерть, тихо скончался в своей постели. Узнав об этом, Людовик, который ожидал известия из кардинальского дворца «не выдавая ни радости, ни горя», произнес всего одну фразу: «Он умер, великий политик». В стране повеяло переменами. Настало время вернуться к прежним порядкам; вельможи, парламент - все стремились вернуть себе традиционные обязанности и неотделимые от них привилегии, сосредоточенные ранее в руках Ришелье. Все надежды и чаяния обратились к королю - не будет ли он противиться переменам.
Зачастую, историки представляют Людовика XIII как слабое подобие своих венценосных отца и сына, Генриха IV и Людовика XIV, забывая, что он правил Францией в трудный, переломный период. Охотно подчеркивается, что королю было сложно отойти от власти своей матери, чтобы тут же попасть под влияние Ришелье. На самом деле, полагаем, что Людовик III был раздираем сильным внутриличностным конфликтом. С одной стороны он желал видеть себя прославленным монархом и сюзереном, низвергающим врагов, с другой - был обычным человеком, не наделенным смелостью, храбростью и ловкостью. Именно этот его конфликт и разгадал Ришелье и сумел им воспользоваться. Кардинал справедливо полагал, что власть - это объект стремления, что она достается тому, кто умеет ее завоевать и удержать. Идея сама по себе революционная, она мастерски была проведена в жизнь. В противоположность своему главному министру Людовик XIII не знал духа соперничества. Бог и право его рождения уже даровали ему эту власть, ему не нужно было ее добиваться. Острое сознавание божественного начала королевской власти налагало на него и огромную ответственность за распоряжение ею. Подражание божественному порядку, по мнению Людовика, и есть лучшая форма монаршей власти.
Сами обстоятельства его восшествия на престол сформировали образ богоизбранного монарха-провидца, достойного потомка Людовика Святого. В его лице и в его царствование происходит примирение Бурбонов с католицизмом. Именно Людовик XIII воплощает модель благочестивого и набожного правителя, позволяя религиозным законам и обычаям проникать во все слои жизни государства, подчиняя все существование католическим догмам и принципам, строя своего рода царство Божие на земле. В этом его благочестии есть и положительный момент. Благодаря ему будущее короны обеспечено - от Анны Австрийской у Людовика родилось два сына. Набожность сделала его рабом супружеского долга, хотя нам известно, что сам король скорее всего был гомосексуалистом. Под целомудрием и чрезмерной стыдливостью скрывались вытесненные желания, которые, тем не менее, не помешали ему окружить себя многочисленными фаворитами и платоническими любовниками.
Людовик XIII обыкновенно бывал очень молчалив, маска меланхолии и суровости, казалось, навечно застыла на его лице. Он был неврастеником, постоянно подавлявшим свои склонности, не любил шумных застолий и имел простые вкусы, как в еде, так и в одежде. Куртизанская и придворная роскошь была ему чужда. Он страдал от заикания и непроизвольных конвульсий конечностей в минуты сильных потрясений. Но, несмотря на то, что характер его был неустойчив и слаб, король все же был наделен недюжинной волей и умением добиваться своего. Нужно было обладать исключительным характером, чтобы вынести удары, которые уготовила ему судьба. Поэтому неправы те, кто считает Людовика марионеткой, в руках опытных царедворцев. Он обладал всеми качествами, присущими настоящему монарху. Прежде всего, он ревностно защищал королевскую власть, которая, по его мнению, только одна способна принести пользу государству и поданным. Воклан де Ивто, наставник короля оставил такой словесный портрет своего воспитанника: «Кроме того, он наделен прочным чувством здравого смысла: он умен, но обладает узким кругозором, слишком много отдает внимания деталям; он набожен и совестлив до крайности, и воинственно настроенные оппоненты знают, что можно склонить короля на свою сторону, если взывать к его монаршему разуму». В личности Людовика король превалирует над человеком. Именно король выводит Францию на арену политической и военной деятельности, именно король издает эдикты и указы, направленные лишь только на укрепление собственной власти и прославление себя в потомках. В военной сфере Людовик действует намного решительнее, Ришелье, который больше склонен к компромиссам и соглашениям.
В физическом плане Людовик XIII - болезненная, депрессивная личность. Многочисленные недомогания сопровождают его всю жизнь: ранняя эпилепсия, приступы подагры, кишечные заболевания (возможно, болезнь Крона), мигрени, геморрой, отсутствие слезной и слюнной секреции (возможно, болезнь Гужеро). После смерти Ришелье все держится на слабом здоровье короля.
Все современники отмечают неоднозначность реакции короля на смерть кардинала. Будущий маршал д’Эстре в своих воспоминаниях анализирует чувства Людовика: «Судя по отношениям его [Ришелье] и короля, можно с большой уверенностью утверждать, что Его Величество скорее рад его смерти, чем опечален ею. Хотя король потерял верного слугу и поборника веры, он не мог не удовлетвориться его кончиной, несмотря на то, что не выказывал публично своего чувства. Сейчас король избавился от всех недовольных, принадлежащих кардиналу и его правительству».
Приказ о назначении Мазарини министром был подписан накануне смерти Ришелье. Людовик не колебался ни минуты, он понимал, что затягивание с приемником чревато политическими скандалами и новыми заговорами. Для оглашения решения о назначении он немедленно вызвал к себе канцлера Сегюйе и сюринтенданта Бутилье, ставленников кардинала, показывая таким образом, что он продолжает оказывать им доверие. Если верить Жустиниани, то политика Ришелье продолжала проводиться в жизнь. Жустиниани цитировал короля: «Я хочу продолжать следовать принципам вышеназванного Кардинала и ни на йоту не отступать от них, вот почему я хочу ввести в Совет кардинала Мазарини, поскольку он, больше, чем кто бы то ни было, осведомлен о целях и правилах вышепоименованного Кардинала».
Королю требовалось немалое мужество, чтобы противостоять мнению оппозиции. Он понимал, что хотя в Тридцатилетней войне ситуация складывалась не в пользу Франции, подписание мира было невыгодным вовсе. Он знал, что придется отступить от завоеваний в Лорране, Эльзасе, Италии и Испании, что придется вести переговоры, но лучше всего вести их под защитой своей армии. Внутри же страны необходимо установить полную политическую тишину и успокоить оппозицию. Нужно показать всему миру, что политический строй не ослаб в связи с кончиной одного из представителей, что страной твердо правит рука монарха, что взятая ранее линия поведения не будет оставлена. Парламентариям, наместникам в провинциях и всем послам в иностранных представительствах было направлено циркулярное письмо. Людовик обращается к ним без экивоков: «Мы решили сохранить все учреждения, созданные нами в период его [Ришелье] министерства и продолжать все намерения, задуманные с ним в пределах нашего государства и за пределами, ничего не меняя и не прибавляя. Вот почему мы решили призвать к нам дорогого кузена, кардинала Мазарини, служившего нам честно и почтительно, для того чтобы его благие дела и дальше продолжали наше дело». Таким образом, небольшой Совет пополнился уже вторым кардиналом.
Возможно, Людовик XIII чувствовал, что действуя так, продолжает дело своего отца, Генриха IV, которого он любил и боготворил до конца дней. Заставляя замолчать свои чувства, симпатии и антипатии, он делал выбор в пользу здравого смысла - на следующий же день после смерти кардинала провозгласил себя его политическим наследником. Таким образом, противники кардинала не могли не замолчать.
Людовик дожил до 14 мая 1643 г. В течение всего времени его здоровье быстро ухудшалось. Поскольку дофин был еще слишком мал (он родился 5 сентября 1638 г.), всех занимал вопрос о регенте. Для некоторых он стал навязчивой идеей. Вначале (1 декабря 1642 г.) король решительно отвергает кандидатуру своего брата - Гастона Орлеанского, потом пересматривает свое решение, затем вновь отвергает его. 20 апреля 1643 года. публично оглашены правила регентства - сложная схема, направленная на то, чтобы ограничить власть Анны Австрийской. Однако, спустя всего лишь 4 дня после смерти монарха, 18 мая, парламент принимает указ, который перечеркивает все предписания Людовика. Людовик XIV провозглашается королем, а Анна Австрийская полноправным регентом. Мазарини, который к тому же был крестным отцом молодого короля, оставался главным министром. Политический альянс королевы-регента и министра сложился уже давно, его участники, оба кстати иностранца, преследовали одну цель - сохранить и укрепить власть Людовика XIV. Мазарини будет предан молодому монарху и его матери до конца своей жизни. А новое царствование ознаменовано блестящей победой юного герцога Энгиенского, будущего Великого Конде в битве с испанцами при Рокруа 19 мая 1643 г.
Людовик XIII Бурбон — (рожд. 27 сентября 1601 г. — смерть 14 мая 1643 г.) — король Франции и Наварры Людовик 13 по прозвищу Справедливый правил с 1610-го по 1643 год. Сын Генриха IV (первого короля из династии Бурбонов) и Марии Медичи.
Юный король
После того как был убит его отец Генрих IV, в восьмилетнем возрасте Людовик взошел на престол. Правление перешло к матери, Марии Медичи как регенту, и ее фавориту, итальянцу Кончино Кончини, который известен в истории под именем маршала дАнкра. Мария почти не уделяла внимания молодому королю и не дала ему никакого образования.
Единственный человек, который оставался близким Людовику был на протяжении многих лет, его дядька Альберт де Люинь. Он особо угождал дофину своими обширными познаниями в дрессировке собак и выучке соколов для охоты. Людовик до такой степени привязался к нему, что не отпускал от себя даже на минуту.
Конец правления Марии Медичи
1614 год — короля объявили совершеннолетним, однако и после этого власть осталась в руках Марии Медичи и ее фаворита. Юный монарх, не зная как ему избавиться от ненавистного дАнкра, по совету Люиня, решился на то что бы убить маршала. Убийство было поручено гвардейскому капитану Витри. Утром 24 апреля 1617 года Витри и с ним еще три сообщника встретил фаворита в одном из луврских коридоров и застрелил его в упор из пистолета. До наших дней дошло предание, что, узнав об этом, король радостно воскликнул: «Вот первый день моего настоящего владычества!»
Марии Медичи он повелел передать, что как добрый сын будет уважать ее и впредь, но править страной отныне будет сам. Мать удалилась в Блуа. На самом деле у короля не было ни ума, ни желания для того, чтобы самому заниматься государственными делами. От дАнкра власть перешла к де Люиню. Его смерть в 1621 году открыла дорогу к престолу , который вначале был простым членом королевского совета, однако потом весьма быстро смог выдвинуться на должность первого министра.
Правление кардинала Ришелье. Интриги
В своей политике Ришелье преследовал 2 основные цели: он пытался сокрушить могущество знати и угомонить гугенотов. И там и здесь он смог добиться полного успеха. 1628 год — у протестантов отняли Ла-Рошель, который много десятков лет считался опорой их могущества, и были разрушены другие укрепления. Так, навсегда пришел конец сепаратистским стремлениям гугенотов и их мечтам о создании собственной, независимой от монарха республики.
Точно так же знать получила в лице Ришелье страшного и безжалостного противника. Ведя борьбу со своими врагами он не брезговал ничем: доносы, шпионство, грубые подлоги, неслыханное в прежние времена коварство — все шло в ход. Кардинал играючи разрушал заговоры, составляемые против него, в то время как его личные интриги кончались как правило казнями одного или нескольких из его врагов.
Много блестящих представителей французской аристократии закончили в то время жизнь на эшафоте, и все мольбы перед Людовиком об их помиловании остались без ответа. Король вообще умел сильно ненавидеть, но любил всегда осторожно. Он был жестоким от природы и больше многих других правителей страдал обычным королевским пороком — неблагодарностью. Аристократия трепетала от ужаса и негодования, однако в конце концов должна была склониться перед могуществом кардинала.
Мать короля, и некоторые его братья плели интриги против Ришелье и самого короля. 1631 год — Ришелье удалось раскрыть заговор против монарха. Целью заговорщиков было убийство Людовика и захват власти. После этого монарх начал безоговорочно доверять кардиналу, дав ему полную свободу действий.
Увлечения Людовика XIII
В частной жизни король не проявлял особой склонности к удовольствиям — природа сделала его набожным и меланхоличным. Как и многие Бурбоны, он любил ручной труд: плел тенета, занимался починкой ружейных замков и даже выковывал целые ружья, мастерски чеканил медали и монеты, разводил в парнике ранний зеленый горошек и отправлял торговать им на рынке, умел стряпать некоторые кушанья и отлично брил (как-то раз, забавляясь цирюльным мастерством над бородами дежурных офицеров, им были придуманы модные потом королевские бородки).
Не каждый европейский монарх мог бы сказать о себе: «Государство – это я». Однако…
Женщины в жизни монарха никогда не играли большой роли. Еще в 1612 году, после заключения дружественного договора с Испанией, Мария Медичи и Филипп III договорились скрепить союз браком между двумя королевскими династиями. Тогда Людовик был обручен с инфантой Анной, хотя и он, и она были еще детьми. 1615 год, ноябрь — состоялась свадьба. Из-за молодости супругов исполнение ими супружеских обязанностей отложили на 2 года. Анна Австрийская в скором времени поняла, что брак ее не будет счастливым. Угрюмый и молчаливый Людовик упорно предпочитал ее обществу охоту и музыку. Он целые дни проводил или с ружьем, или с лютней в руках.
Юная королева, отправлявшаяся в Париж с надеждой на веселую и радостную жизнь, вместо этого нашла скуку, однообразие и печальное одиночество. После неудачной брачной ночи Людовик лишь спустя 4 года решился вновь сблизиться с супругой. В этот раз его опыт прошел успешно, но несколько беременностей закончилось выкидышами. Король снова начал пренебрегать королевой. Какое-то время казалось, что он не оставит наследника. Однако после произошло почти что чудо, и в 1638 году Анна Австрийская, к великой радости подданных, произвела на свет дофина Людовика (будущего ). Это важное событие выпало уже на конец царствования. Спустя 5 лет Людовик начал страдать воспалением желудка и скончался еще относительно молодым человеком.
Несмотря на множество красивых соблазнительных женщин, король…
Согласно свидетельствам современников, у Людовика с детства обнаруживались дурные наклонности, которые были не свойственны ни его отцу, ни матери. Основными его недостатками были душевная черствость и жестокосердие. Будучи еще ребенком, играя в дворцовом саду в охоту, дофин любил ловить бабочек, чтобы разрывать их на части, а у пойманных птиц выщипывал перья или ломал крылья. Как-то раз жалостливый Генрих IV застал сына за такой забавой и лично высек его.
Юный монарх не выполнял своих супружеских обязанностей. Как рассказывал Робер де Монтескье приближенные короля придумали уловку, решив показать Людовику, в чем состоит процесс любви. Они провели молодого человека в тайную комнату, в которой его сестра герцогиня Вандомская со своим супругом устроили наглядную демонстрацию. Пока король смотрел, рядом с ним находились его врач и духовник. После того как врач констатировал физические изменения в состоянии юного короля, вызванные этим спектаклем, он тут же отправил Людовика в постель, где его ожидала подобающим образом подготовленная Анна Австрийская. Спектакль увенчался успехом, что было весьма странным ввиду того, что в королевской спальне присутствовали все «заговорщики», наблюдая за правильностью его действий.
