Дмитрий саймс семья. Биография дмитрия саймса. Личная жизнь известного политолога

Те, кто в последнее время с увлечением просматривает телепрограммы с политическим уклоном, как то: «60 минут» на НТВ или «Открытая студия» на 5 канале, наверняка в курсе, кто такой Дмитрий Саймс, поддерживающий содержательный разговор в студиях посредством телемоста. Взору телезрителей предстает немолодой умный мужчина с бородой и в очках, с правильной русской речью без акцента и профессорской внешностью. Этот американский гражданин когда-то проживал на территории Советского Союза…

Биографические данные

Дмитрий Константинович Симис появился на свет в Москве (откуда тогда взяться акценту!) осенью 1947 года в семье правоведа и адвокатессы. После средней школы Дима не сумел сразу поступить в институт, поэтому чтобы год не прошел впустую, устроился практиковаться в исторический музей. Через год успешно сдал вступительные экзамены и прошел по конкурсу на истфак МГУ. Учась на втором курсе, неосмотрительно поспорил с одним из преподавателей по части оценки ленинской публицистики, вследствие чего вынужден был перейти на заочное обучение. Тогда же увлекся антропологией, что повлекло за собой поступление на биологический факультет. И здесь дальше одного курса дело не пошло – был отчислен за якобы антисоветские высказывания. Однако это не отразилось на продолжении учебы на истфаке. Получив специальность, служил сотрудником в Институте мировой экономики и международных отношений. Удостаивался премии в конкурсе на лучший проект среди начинающих специалистов.

В 73-м решил переехать на постоянное жительство в Соединенные Штаты Америки. Сразу же по прибытию в заокеанскую страну бывший советский диссидент получил документы на имя Дмитрий Саймс. Со временем устроился работать в Фонд Карнеги, подтвердил ученую степень и занимался любимым делом в нескольких университетах. Числился внештатным советником бывшего президента Ричарда Никсона.

В начале 90-х возглавил Никсоновский центр (Центр национальных интересов). Позже начал издавать одноименный журнал «Национальный интерес». Никогда не злословил по отношению к действующим советским властям.

Нынче с удовольствием откликается на приглашения участвовать в качестве эксперта в российских политических ток-шоу и отдельных печатных изданиях. Получил неофициальное звание «нашего человека в Вашингтоне» и, пожалуй, наиболее неординарного эмигранта из СССР, сумевшего сделать головокружительную карьеру в неродной стране. В свое время из отличного советского американиста превратился в американского советолога и знатока российских реалий.

Самая известная за последнее время книга Дмитрия Константиновича – это издание под названием «Путин и Запад. Не учите Россию жить!». В ней он проанализировал логику действий российского лидера и ее отсутствие у американского – Барака Обамы.

Политические взгляды мистера Саймса

1. Дмитрий Константинович лоялен по отношению к нынешним властям в России. Неоднократно высказывался о симпатиях к политике, проводимой Владимиром Путиным и им лично.

2. Считает, что налаживание взаимоотношений Кремля и Белого дома в существующих реалиях возможно, но весьма проблематично. Дональд Трамп, невзирая на свою хваленую независимость, пока зачастую действует с оглядкой на реакцию парламента и «родной» Республиканской партии, которая не стремиться сгладить острые углы в противоречиях с Москвой.

3. Уверен, что опасность импичмента нынешнего хозяина Овального кабинета надумана, невелика и едва ли возможна.

4. Крайне негативно относится к майданам, демонстрациям и прочим видам протестов, угрожающих свержению законно избранной власти.

5. Считает, что не американцы ищут контактов с российской оппозицией, а оппозиция проявляет инициативу.

6. До эмиграции Дмитрий тоже являлся сторонником протестных настроений и действий против существующей власти. В советское время рассчитывал, что на таких, как он, обратят внимание иностранцы. И в этом отношении нынешние протестующие почти не отличаются от прежних оппозиционеров. Но существуют пределы, за которые не стоит переходить. Одно дело желать, чтобы тебя заметили и оценили, и совсем другое, когда берешь деньги на свой протест у иностранцев.

7. Не видит никакого содержательного потенциала у сегодняшних оппозиционных сил в России. Легко критиковать работу властных структур, но непросто предложить взамен что-то конструктивное.

Известный американский политолог Дмитрий Саймс, советник президента Никсона, замечательный своим российским происхождением, частый и уважаемый гость в московской политологической среде, выступил на днях в программе Дмитрия Куликова «Право знать!» Как всегда, блестяще и весьма теоретически, отказавшись говорить как об американской, так и о русской политической паранойе, но всё же сказал несколько важных вещей.

Вообще, Саймс всегда выступает за так называемую «реальную политику», и с этой удобной позиции раздаёт всем сёстрам по серьгам, умудряясь оставаться и американским патриотом, и как бы русско-американским патриотом, сторонником нахождения какого-то русско-американского компромисса и равновесия. Так, он признаёт претензию США на мировое господство, но признаёт её как реальность бытия, это как бы ни хорошо ни плохо, это просто данность такая, которую Россия должна учитывать, рассчитывая свои шаги. По сравнению с другими американскими и европейскими участниками наших телепрограмм, это, несомненно, трезвый подход.
.
Саймс считает, что было российское влияние на американские выборы, но находит это в порядке вещей: все страны это делают. Он уверен, на уровне интуиции, что российские спортсмены использовали допинг, и это использовали против России: «С Россией обращаются так, как она это позволяет делать». На допинге попадаются многие западные спортсмены, они узаконено используют его якобы в «терапевтических целях» - так используйте это против западных стран, как бы намекает нам Саймс, можете себе это позволить? Действительно, Россия не позволяет себе встречные допинговые обвинения Запада, во всяком случае, пока. Пока не закончилась зимняя Олимпиада в Южной Корее?

Политические предпочтения Саймса на стороне Дональда Трампа, он его объясняет и оправдывает как бизнесмена во власти, наделавшего по неопытности кучу ошибок, но удержавшегося на плаву за счёт известного здравого смысла и своих экономических успехов. Сейчас Трамп, по его мнению, возвращается к традиционной республиканской политике под воздействием реальностей американского бытия.

Значительно больше критических стрел Саймс выпустил по Конгрессу, по его поводу он вспомнил сакраментальное «шумим, братцы, шумим», но эти «братцы» шумят на весь мир и считают себя средоточием мировой демократии. Конгресс, точно является средоточием американской демократии, в противовес исполнительной президентской власти во главе с «диктатором Трампом». Конгресс – это действительно американская демократия как она есть. И как она есть? Это ЦК КПСС периода расцвета старческого маразма, но об американской паранойе Саймс говорить отказался.

Главная мировая проблема сегодня - это американская гегемония, которая зашаталась под давлением России и Китая. Она шатается, и США хотят вернуть своей гегемонии былую стабильность, и это просто реальная политика, считает Дмитрий Саймс. Как и политика России и Китая по изменению мира в свою пользу, в пользу своих национальных интересов.

«Вы много чего уже сделали», - признаёт Саймс достижения России на этом пути, который был заявлен, по его словам, в мюнхенской речи Владимира Путина в 2007 году. То есть всего за 10 лет, небольшой исторический срок.

Нужно сказать спасибо Саймсу за то, что он указал нам на суть американской политики, вернее политики Конгресса, который выходит из себя по поводу «российского вмешательства» в американские выборы. Об этом в Конгрессе кричат те же люди, которые открыто и нагло вмешивались в российские выборы и в политику в 90-е годы. Как они это объясняют? «Они развивали и развивают у вас демократию, а Россия подрывает в Америке демократию».

Другими словами, противостояние путинской России, во всяком случае, с Конгрессом США - идеологическое. Конгресс настаивает, что США – уникальная демократия, и все должны это признать, встать в соответствующую позу и сделать «ку». Ненависть Конгресса к президенту Трампу тоже идеологического свойства: он не признаёт демократической уникальности Конгресса, и этим ставит себя выше Конгресса!

Более того, Трамп до сих пор не выучил слово «демократия», которым так хорошо жонглировал Обама, и в Давосе опять говорил об «американских ценностях», но они ведь не могут быть универсальными для всего мира по определению! В отличие от «демократии», которой всегда можно по-обамовски манипулировать. Да, Трамп не хочет уступать Конгрессу с его демократией, поэтому он «диктатор, сексист и даже Гитлер», так шельмуют его «мировые СМИ», которые Трамп в отместку называет фальшивыми, фейковыми.

Демократия – это такой же миф, как и коммунизм, это не я сказал, это сказал известный наш философ-диссидент Александр Александрович Зиновьев. Эти социальные доктрины вообще родственники, из одной эпохи Просвещения, и, как часто бывает в жизни, как это случилось у Каина с Авелем, между ними тоже произошла распря из корыстных побуждений, за право мирового лидерства. Сегодня будущим всего человечества мечтает стать демократия…

Когда демократический миф обрушится под тяжестью своего лидерства, бремени грехов и маразматического бреда «ЦК КПСС демократии», то бишь Конгресса, США повторят судьбы СССР, и этот процесс уже пошёл. Трамп не зря забыл напрочь слово «демократия»: в Америке от него накопилась такая же усталость, как в позднем СССР от «коммунизма».

При этом, отметим, А.А. Зиновьев как социолог говорит о возможности как коммунального (называемого коммунистическим) способа функционирования общества, так и рыночного (называемого демократическим), потому что, сами по себе, они не имеют никакого отношения к мифам, и реально существуют, со всеми присущими им достоинствами и недостатками. Причём неотъемлемыми, то есть неустранимыми в принципе, что и приводит к крушению построенных на их основе мифов.

…Главными достижениями «американской демократии», а лучше сказать, реальной политической системы США, Дмитрий Саймс считает «свободу слова и независимый суд», но сегодня они под угрозой: разрушаются фейк-ньюз глобалистских СМИ и политической коррупцией обамовских и клинтоновских «демократов»-неоконов, которую вскрыли президентские выборы Трампа. «Американская демократия ещё жива», потому что «Трампа всё-таки избрали», выразил надежду Дмитрий Саймс, но тогда она может и умереть вместе с политическим поражением Дональда Трампа.

Любители политических ток-шоу, идущих на российском телевидении, давно уже знают заокеанского эксперта, который обычно посредством телемоста комментирует различные события международной жизни. Сейчас Дмитрий Саймс уже вживую вместе с ведет программу "Большая игра" на первом канале. Они представляют российский и американский взгляды и идеи по решению глобальных проблем.

Происхождение

Дмитрий Константинович Симис (так его звали при рождении) - американец в первом поколении, эмигрировавший из Советского Союза. Родился 29 октября 1947 года в Москве. По национальности Дмитрий Саймс еврей.

Его отец, Константин Михайлович Симис, работал преподавателем в МГИМО, специализируясь на международном праве. Потом был старшим научным сотрудником в Институте законодательства, сотрудником "Радио Свобода", занимался правозащитной деятельностью.

Мама, Дина Исааковна Каминская, работала адвокатом. Представляла интересы многих диссидентов в советских судах, за что ее потом исключили из Московской коллегии адвокатов. В 1977 году родители Саймса эмигрировали в США к сыну. В биографии Дмитрия Саймса семья сыграла большое значение в становлении его политических взглядов и стремлении покинуть страну.

Студенческие годы

После окончания средней школы он не сумел в первый год поступить в институт. Поэтому, чтобы не терять время зря, устроился работать научно-техническим сотрудником в Государственный исторический музей. На следующий год, успешно пройдя вступительные экзамены, поступил учиться на исторический факультет МГУ на дневное отделение.

На втором курсе Дмитрий Саймс неосторожно вступил в горячую полемику с преподавателем на занятии по истории КПСС по вопросам оценки некоторых ленинских трудов. В советское время это был один из главных предметов, независимо от получаемой специальности. Поэтому, чтобы избежать более суровое наказание, перевелся на заочный факультет. В это же время он серьезно увлекся антропологией, из-за чего поступил на дневное отделение биологического факультета МГУ. Однако и здесь дальше первого курса дело не пошло. Его отчислили из университета за выступление на молодежном диспуте, на котором студенты должны были осудить американскую агрессию во Вьетнаме. Руководству факультета не понравились его антисоветские высказывания.

К счастью, Дмитрия Саймса не исключили с заочного обучения. Он закончил истфак МГУ, защитив дипломную работу по проблемам новейшей истории США. Еще во время учебы знакомые его отца смогли устроить его научно-техническим сотрудником в знаменитый Институт мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО). Получив высшее образование, он продолжил работу в этом институте, занимаясь социально-политическими проблемами США.

Работал под научным руководством Шамберга в Отделе информации в группе США. Дмитрий читал лекции по международным проблемам. Национальность в биографии Дмитрия Саймса тех лет, наверное, только помогала. Он стал одним из самых перспективных научных специалистов. Получил премию в конкурсе на лучший проект среди молодых специалистов. Именно тогда всерьез заинтересовался США как местом будущего жительства и решил эмигрировать.

Вперед к мечте

Чтобы не навредить людям, которые его устроили на работу, и, возможно, репутации института, Дмитрий уволился и только потом подал документы на выезд. В принятии одного из самых ответственных решений в биографии Дмитрия Саймса национальность сыграла ключевую роль.

После полугода томительных ожиданий ему разрешили выехать из Советского Союза. Незадолго до этого Дмитрий участвовал вместе с другими диссидентами в акции протеста, проходившем в Центральном телеграфе в Москве. Его арестовали, и он три месяца провел в камере предварительного заключения. Освободиться и быстро оформить документы помогло ходатайство французского премьер-министра и американского сенатора. Они обратились за содействием к председателю советского правительства Косыгину. И в начале 1973 года, как и многие другие советские евреи, по израильской визе он выехал через Вену в США без права возвращения.

По прибытию в страну своей мечты бывший советский американист официально стал Дмитрием Саймсом. Молодому человеку удалось достаточно быстро интегрироваться в Новом Свете, стать ценным специалистом по своей бывшей Родине. В отличие от многих "русских" эмигрантов, не спекулировал на теме тяжелой доли евреев в советской стране, не занимался оголтелой антисоветской пропагандой.

Большое значение в биографии Дмитрия Саймса как авторитетного специалиста-советолога сыграло то, что он старался реалистично смотреть на советский мир. Вместо тотальной критики предложил больше заниматься вопросами эволюции социализма и страны, что способствовало более точному прогнозированию отношений между сверхдержавами.

У него были хорошие отношения со многими влиятельными политиками, включая Джеймса Шлезинджера, директора ЦРУ, а затем с Министерством обороны и Брентом Скроукфортом, советником по национальной безопасности. Возможно, благодаря им он возглавил в Фонде Карнеги Центр советских и европейских исследований. Здесь проработал около десяти лет, занимаясь научной работой и преподаванием в ведущих американских университетах.

Специалист по новой России

Важным событием в биографии Дмитрия Саймса стало знакомство в 80-е годы с бывшим президентом США Ричардом Никсоном. Он считался его неофициальным советником по внешнеполитическим вопросам. В 1994 году возглавил неправительственный исследовательский Никсоновский центр (в настоящее время Центр национальных интересов).

В постсоветское время Дмитрий Саймс занимается вопросами отношений между новым российским государством и объединенным Западом. Он достаточно лоялен по отношению к действующей в России власти. Оставаясь патриотом своей новой Родины, выступает за улучшение отношений между странами на основе баланса интересов. Часто выступает в качестве эксперта на различных телевизионных передачах и изданиях. Автор нескольких книг, среди последних - "Путин и Запад. Не учите Россию жить!"

Личная жизнь

Саймс женат на дочери известного российского художника Пашкевича. Она окончила художественный факультет ВГИКа по специальности художник-постановщик фильма, и художественный институт имени Сурикова. Сейчас является одним из популярных театральных художников в Америке и Европе.

С будущим мужем познакомилась в 1994 году в один из его многочисленных приездов в Москву, когда американский советолог прилетал на переговоры с руководством новой России. О детях Дмитрия Саймса и Анастасии не сообщается. Проживают супруги в Вашингтоне.

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Биография

По окончании средней школы в течение года работал научно-техническим сотрудником в Государственном историческом музее , затем поступил на дневное отделение исторического факультета МГУ , откуда со второго курса вынужден был перейти на заочное, после того как вступил в опасную полемику с преподавателем истории КПСС относительно оценки ленинских трудов. Одновременно Дмитрий Симис устроился на работу в Фундаментальную библиотеку общественных наук АН СССР (ныне ИНИОН РАН) .

Продолжив заочную учебу на историческом факультете, заинтересовавшись антропологией , в 1966 году поступил на дневное отделение биолого-почвенного факультета МГУ . В январе 1967 года Симис был отчислен с дневного отделения биолого-почвенного факультета за «антисоветские высказывания» на молодёжном диспуте, посвящённом осуждению войны США во Вьетнаме .

В 1967-1973 годах - научный сотрудник (ИМЭМО), руководил комсомольской организацией.

В 1973 году эмигрировал в США. Руководил Центром по российским и евроазиатским программам в Фонде Карнеги , был профессором при Университете Джонса Хопкинса , Колумбийском университете и Калифорнийском университетe в Беркли .

Был неофициальным советником экс-президента США Ричарда Никсона по вопросам внешней политики.

С 1994 года - президент Никсоновского центра (ныне - Центр национальных интересов). Является издателем журнала «The National Interest ».

Принимает участие в качестве эксперта в российских политических телевизионных передачах и печатных изданиях.

Напишите отзыв о статье "Саймс, Дмитрий"

Примечания

Отрывок, характеризующий Саймс, Дмитрий

В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.

© Саймс Д. (Simes D.), 2015

© ООО «ТД Алгоритм», 2015

* * *

Вместо предисловия. Бжезинский на нас обижен

Фигура Дмитрия Саймса интересна не только как олицетворение неординарного эмигранта из Советского Союза, который практически молниеносно совершил головокружительную, по масштабам США, карьеру, став советником по внешней политике президента Никсона. Ему удалось сохранить удивительно добрые отношения с политической элитой на своей прежней родине и при этом рьяно отстаивать интересы родины, вновь обретенной. Этим видимым парадоксом, вероятно, можно объяснить исключительную влиятельность Дмитрия Саймса как в Москве, так и в Вашингтоне.

– Господин Саймс, какова история создания вашего центра? Как вы понимаете его миссию?

– Наш центр был создан 20 января 1994 года Ричардом Никсоном, через 25 лет после его президентской инаугурации. В это время в Вашингтоне было много разных мозговых трестов – либеральных, консервативных, неоконсервативных. Но такого места, где внешнеполитические реалисты ощущали бы себя как дома, не было. И Никсон решил его создать. К сожалению, он умер вскоре после того, как было объявлено о создании центра. Мы же, что называется, руководствовались никсоновскими заветами, хотя и шли по своему пути.

Центр Никсона – организация непартийная, или двухпартийная. Конечно, у нас есть свое политическое лицо. То, что я бы назвал «правоцентристская организация», умеренная по своей политической ориентации, но весьма склонная к тому, чтобы занимать необычные позиции и поднимать те вопросы, которые могут показаться кое-кому весьма неприятными.

Когда мы говорили с Никсоном о создании центра, он все время повторял: «Вы должны продемонстрировать мне две вещи. Первое, вы должны мне показать, где конкретная ниша для этого центра. А второе, вы должны мне доказать, почему другие не могут делать то же самое, так же хорошо или еще лучше». Поэтому мы не боимся быть провокаторами. Провокаторами не в отрицательном смысле, кого-то на что-то провоцируя, но занимающими такие позиции, которые могут показаться кому-то неожиданными, идущими слишком далеко.

Нам казалось, что в Вашингтоне слишком много людей, которые идут в мозговые тресты не потому, что хотят производить серьезные и новые идеи, а потому, что либо их присутствие в администрации закончилось, либо потому, что они надеются оказаться в следующей администрации. Такие люди, мягко говоря, бывают слегка ангажированы. Их позицию почти по каждому вопросу можно предсказать еще до того, как они стали изучать какой-то вопрос. Они просто смотрят, где находится основополагающее направление мысли в их партии или в их течении, что и становится их отправной точкой.

Мы отличаемся от других неправительственных организаций в Америке, поскольку сознательно решили, что не будем заниматься внутриполитической ситуацией в других странах. Мы хотим вести внешнеполитический диалог, например с истеблишментом России – с таким, какой он есть, а не таким, каким его хотелось бы видеть.

Наши дискуссии с российскими коллегами неофициальны и неформальны. Мы не хотим подменять министерства иностранных дел наших стран. В то же время мы хотим, чтобы те люди, с которыми мы общаемся, имели бы выход к соответствующим фигурам в правительстве.

У нас есть небольшой, но очень авторитетный штат ведущих специалистов, которые возглавляют наши программы. Но мы не были бы столь эффективны, если бы у нас не было наших «старших товарищей». Под «старшими товарищами» я имею в виду тех людей, которые не работают в центре, но очень активно с нами сотрудничают, возглавляют наш совет директоров и консультативный совет. Нам было бы трудно вести эффективный диалог с Россией, если бы мы примерно раз в год, а иногда и чаще не организовывали бы ланчи между президентом Путиным и почетным председателем нашего центра Генри Киссинджером. Нам было бы труднее работать с конгрессом, если бы в наш совет директоров и исполнительный комитет центра не входил бы сенатор Пэт Робертс, председатель сенатского комитета по разведке. Таких людей у нас в совете директоров и исполнительном совете достаточно много. Они являются, если хотите, приводными ремнями между нами и органами высшей власти.

– С кем именно вы общаетесь в Москве?

– Когда российская делегация недавно приезжала сюда, в Вашингтон, она встречалась с помощником секретаря по национальной безопасности Стивом Хедли, с первым заместителем министра обороны по международным делам, со многими ответственными представителями Госдепа и Белого дома. Мы же, когда приезжаем в Москву, традиционно встречаемся с министром иностранных дел, с секретарем Совета безопасности, с Шуваловым, с Дмитрием Медведевым, до него – с Волошиным… С людьми на этом уровне. Двое моих коллег были осенью в Москве и в составе группы встречались с президентом Путиным.

Когда мы работаем с российскими коллегами, у нас нет какого-то одного стратегического партнера. По каждому вопросу мы находим организацию, которая целесообразна для нас как партнер. Координатором нашей последней поездки в Москву являлся Фонд эффективной политики, возглавляемый Глебом Павловским. Но у нас в России есть другие партнеры, как и у Глеба Павловского в США.

Нас в Вашингтоне часто упрекают в том, что мы занимаем пророссийскую позицию. Господин Бжезинский особенно часто упрекает нас и очень на нас обижен. Мы, конечно, очень переживаем, что не соответствуем его очень высоким ожиданиям. Как говорится, жизнь тяжела, и мы готовы и с этой печальной участью примириться. Мы исходим из того, что в диалоге по проблемам национальной безопасности у России и Америки есть свои интересы, и они должны быть четко сформулированы. Там, где возможно, следует искать точки соприкосновения и возможности для сотрудничества. Где невозможно – стараться найти формулу, чтобы разногласия не становились космическими и не мешали нам сотрудничать там, где вероятно совпадение взаимных интересов.

– Можете ли вы объяснить, почему правительство США все же нуждается в организациях вроде вашей?

– Когда мы создавали свой центр, мы не советовались с правительством США. И для нас мнение правительства по этому поводу не было центральным. Для того чтобы понимать, что происходит в американской политике, нужно иметь возможность диалога с властью. Мы такой диалог ведем. Но мы исходим из того, что очень трудно повлиять на политические решения со стороны. Я живу в Вашингтоне уже более 30 лет, общался с очень важными и значительными фигурами власти. И мне очень трудно представить себе, как можно повлиять на некое решение, разговаривая с кем-то в какой-то администрации. Мы пытаемся влиять реально, за счет нашего участия в политическом диалоге.

Чего практически нет в Москве – это взаимосвязей сообщающихся сосудов между организациями вроде нашей, средствами массовой информации и конгрессом. Если господин Гвоздев (редактор журнала The National Interest) сначала появляется на телевидении, затем его приглашают на слушания в конгресс, то возникает вопрос не о том, почему он нужен администрации, а почему администрация должна с ним считаться. Если его потом приглашают на встречу с вице-президентом, то это необязательно потому, что он нужен вице-президенту, а потому, что он представляет собой величину и носителя точки зрения, которая важна для вице-президента, для Белого дома.

По многим вопросам мы находимся в оппозиции и совсем не рассчитываем, что власть будет обращаться к нам за советом. Мы пытаемся сделать так, чтобы наши мнения имели политическое значение, чтобы их нельзя было бы игнорировать. С помощью средств массовой информации мы имеем возможность определять формат дебатов и их приоритеты. Например, мы можем выказывать повышенный интерес к тому, что делается в Ираке, но гораздо меньший акцент делать на том, что происходит в Северной Корее.

Я много лет назад разговаривал с Доном Кендаллом (легендарный глава компании «Пепсико». – Ред. ). Я встречался с ним в Университете Джона Хопкинса, где возглавлял небольшую программу по России и Восточной Европе. Дон Кендалл нас финансово поддерживал. Раз в месяц он меня приглашал на ланч в свою роскошную штаб-квартиру под Нью-Йорком. Дон был в хорошем настроении, постоянно подливал мне «Столичной». И вот он мне говорит: «Видел тебя недавно по телевизору. Ты выступал по поводу политики СССР. Но когда ты последний раз разговаривал с Брежневым?». Я ему ответил: «Понимаете, Дон, я вообще с ним никогда не разговаривал». Это было не совсем правдой: однажды я встретился с Брежневым на одном мероприятии в Москве до моей эмиграции, но поговорить нам особенно не удалось. «А вот я, – продолжал Дон, – вернулся из Москвы два дня назад и проговорил с Леонидом три часа. И он мне сказал то-то и то-то». Но тогда я спросил Дона Кендалла: а когда он разговаривал с обычными русскими, когда он последний раз заходил в советский магазин и интересовался, есть ли там колбаса, разговаривал ли он с секретарями обкомов, которые бы рассказали, в какой степени выполняются планы или почему они не выполняются. Конечно, на том уровне, на котором действовал Кендалл, эти вопросы были из совсем другого мира. Так вот мы и пытаемся принести в дискуссии новое измерение, которого часто не хватает в политических дискуссиях. Это наша миссия.

– Какого рода иерархия существует в вашем центре?

– У нас директора программ в принципе равны. Они необязательно равны между собой по своему престижу, возрасту и соответственно вознаграждению. Постоянных сотрудников у нас 18 человек. Кроме того, работают на полставки младшие научные сотрудники. У руководителя каждой программы есть такая группа сотрудников, на которых они полагаются. Но все обладают достаточной степенью автономии.

Мы с самого начала хотели быть небольшой организацией. Чем меньше, тем у вас больше средств на все остальное. Первые годы своей профессиональной жизни я провел в Институте мировой политики и международных отношений, работая на человека, которого звали Евгений Максимович Примаков. Работали мы вместе с Игорем Сергеевичем Ивановым на человека, которого звали Николай Николаевич Иноземцев. Я помню, даже тогда наши постоянные разговоры шли о том, что в институте было 750 сотрудников; если бы из них уволили человек 500, он стал бы только лучше, а оставшиеся, соответственно, получали бы лучшую зарплату. Кроме того, если бы мы стали крупной организацией, нам было бы трудно занимать позиции, которые я назвал провокационными. Наконец, когда мы берем сотрудников, то исходим из того, что это люди, которые могут действовать на самом высоком уровне. Для наших руководителей программ возможность встречаться с руководителями стран, которыми они занимаются, является нормой. Если наша руководитель программы по энергетике находится в Азербайджане, то она встречается с Алиевым. Когда она бывает в Казахстане, она летит на самолете господина Назарбаева. Таких людей на рынке немного.

– Пытается ли ваш центр представлять консолидированную точку зрения или же он является лишь площадкой для экспертов?

– Ни одна серьезная организация вроде нашей не будет заставлять своих сотрудников произносить какие-то слова. Это неправильно, да и невозможно с людьми на определенном уровне. Но мне трудно представить себе человека в Heritage Foundation, который являлся бы либеральным демократом. Мне трудно представить себе человека в Carnegie Endowment, который был бы республиканским изоляционистом. Совершенно очевидно, что чем организация крупнее, тем более она эклектична. У каждой организации свое лицо. В Центре Никсона есть, конечно, разные люди, с разными подходами. Когда какого-то из наших сотрудников приглашают для выступления в конгрессе, никто не приходит к руководству центра с вопросом, можно ли это сделать. Никто нам не представляет свои материалы для предварительной цензуры. Когда кто-то решает написать статью, никакого предварительного согласования или редактирования у нас нет и не может быть. Как организация мы очень редко выступаем с какой-либо позицией.

Но, с другой стороны, я бы слукавил, если бы сказал, что у нас нет своего лица. Оно у нас есть. Вы не найдете в Центре Никсона людей, которые считают, например, что США – это центр мирового зла. Если бы они здесь оказались, в долгосрочной перспективе им было бы некомфортно. Вы не найдете здесь людей, которые скажут, что главная миссия США – это распространение в мире добра и что все остальные должны Америке подчиняться. Это центр, ориентированный на политический реализм. Ну а внешнеполитический реализм говорит с разными акцентами, на нескольких диалектах. И они представлены в Центре Никсона.

– Насколько различается работа российских и американских мозговых трестов?

– Мы работаем по-разному. В России мозговые тресты тесно сотрудничают с властью. Хотя мы и стремимся тесно сотрудничать с любой администрацией, мы хотим, чтобы между нами и этой администрацией была если не каменная стена, то высокий забор. В этом заборе может быть пара калиток и даже одни большие ворота, но мы хотим играть по очень четким правилам. Мы очень осторожно относимся к любому государственному финансированию. Я не верю, что тот, кто платит, не захочет когда-нибудь, даже подсознательно, заказывать музыку, а весь смысл нашего существования в том, чтобы музыку мы писали сами.

Когда мы публикуем статьи в газетах, нам важно сознавать, что они будут иметь реальный резонанс. Руководители телепрограмм очень ориентируются на аналитические статьи в больших газетах. Я разговаривал с некоторыми людьми, определяющими политику на российском телевидении, но там механизм принятия решения несколько другой и ориентация на газетные статьи, прямо скажем, существенно меньше. Здесь есть двухпартийный конгресс, где у меньшинства очень большая и реальная власть, где в каждой комиссии имеется аппарат большинства и аппарат меньшинства. Когда готовятся слушания, свидетелей отдельно приглашают и республиканцы, и демократы. В России, как мне кажется, Дума сегодня играет совсем другую роль, чем конгресс в США. Это те самые механизмы, которые позволяют нам действовать по-другому. Механизмы влияния в наших странах не совпадают.

Беседа проходила в рамках International Visitor Leadership Program, организованной посольством США в России 27.03.2006.

Теряя Россию

Американская администрация получила от Путина, что просила

(из интервью «Новой газете», 01.10.2001)

Со дня трагических событий в Нью-Йорке проходит все больше и больше времени, каковы сейчас настроения американцев? Как они относятся к плану сотрудничества, предложенному Россией?

Об этом мы разговариваем с директором «Никсон-Центра», известным американским политологом и специалистом в области американо-российских отношений Дмитрием Саймсом.

– Дмитрий, прокомментируйте, пожалуйста, речь Путина в Германии относительно позиции России в акции возмездия.

– Мне кажется, что эта речь разумная. Она была однозначно хорошо воспринята в Германии – бундестагом и канцлером Шредером – и в целом хорошо воспринята в Соединенных Штатах. Речь создает впечатление, что президент Путин принял четкое решение в этой сложной и драматической ситуации – ориентироваться на участие в коалиции против терроризма и сотрудничество с Соединенными Штатами. Он, естественно, хочет, чтобы интересы России и его личные принимались во внимание. Он говорит о необходимости более активных и более углубленных консультаций. И я думаю, что иного в его положении трудно было бы ожидать.

Реакция на позицию России, особенно если речь идет об американской администрации, строится не только на основе публичных заявлений президента Путина, хотя они, конечно, изучаются, рассматриваются весьма серьезно, но и на основе многих других разговоров. Хочу обратить ваше внимание на практически беспрецедентный часовой телефонный разговор в позапрошлую субботу между Бушем и Путиным. И результаты этого разговора воспринимаются очень серьезно американскими высокопоставленными лицами. Эта беседа вызвала уважение у президента, который говорил своим коллегам, что Путин хочет, чтобы с Россией больше консультировались, что у него, естественно, есть свои интересы, чтобы проблема Чечни не была исключена из этой общей борьбы с мировым терроризмом, и что в то же время он вел себя как человек, как лидер, который готов серьезно сотрудничать с Соединенными Штатами.

Я хочу обратить ваше внимание, что США абсолютно удовлетворены позицией России в отношении воздушных перелетов. И президент Путин сформулировал, что будут иметь место перелеты с гуманитарными грузами. Но при этом не была предложена никакая процедура проверки, какие грузы – гуманитарные, какие – не гуманитарные. То есть в общем американская администрация получила от президента Путина то, что просила. И я думаю, что серьезным отношением президента Путина к сотрудничеству с Соединенными Штатами можно объяснить неожиданное понимание американской администрацией проблем, с которыми столкнулась Россия в Чечне. И я думаю, что это нормальная основа для диалога и сотрудничества, которая строится не на словах, личном обаянии лидеров, похлопываний по плечу и объятиях. А на том, что две стороны встречаются и говорят: вот мои национальные интересы, вот твои национальные интересы. Нам кажется, что они в основном совпадают. Как мы можем сделать так, чтобы это совпадение привело к конкретным результатам? И это совпадение национальных интересов начало приводить к конкретным подвижкам после диалога президента Путина и президента Буша.

– Существуют ли различия в настроениях американцев? По принципу левые – правые, интеллектуальная элита – средний американец.

– Я думаю, что в Америке по-прежнему существует морально-политическое единство. Оно сложилось по ряду причин. Во-первых, потрясение настолько сильно, что разногласия отступают на второй план. И те, кто видел, что произошло в нижнем Манхэттене, поместили на вторую и третью полки все несовпадения во взглядах. Во-вторых, в Америке есть хорошая традиция. В момент кризиса конгресс и нация сплачиваются вокруг президента, который является Верховным главнокомандующим. Мы все хотим дать ему возможность защитить национальные интересы и проявить себя. Всегда найдутся какие-то группы, у которых есть своя точка зрения. Они хотели бы, чтобы мы разбомбили все остальное человечество или, наоборот, чтобы мы не замарали руки кровью хотя бы одного невинного младенца. Эти перспективы понятны. Но они не имеют отношения к серьезной политической динамике в Соединенных Штатах сегодня.

– В первые дни после конфликта на интернет-форумах все же появились совершенно разные точки зрения. На форуме газеты «Los-Angeles Times», например, многие американцы критиковали речь Буша и обвиняли американскую администрацию в том, что случилось.

– С фактической точки зрения вы правы. Не сомневаюсь, что, если бы вы посмотрели на форумы других газет, вы бы увидели то же самое. Особенно в таких больших и сложных по своей композиции городах, как Лос-Анджелес, который был далеко от трагедии.

И в то же время хочу вам напомнить, что люди, которые принимают участие в такого рода форумах, нетипичны. Я, например, не знаю ни одного такого человека. Это определенный контингент. Я говорю это не скептически. На это интересно посмотреть, но представлять как социологический опрос было бы неразумно. Если вы ознакомитесь с существующими опросами, то увидите, что подавляющее большинство – около 90 % – поддерживают то, что делает президент. Это состоятельные и менее состоятельные, американцы белые и американцы черные. И даже подавляющее большинство американских мусульман. Естественно, такая ситуация не будет продолжаться бесконечно. И это обнаруживается уже сейчас. Люди в частном порядке начинают говорить: знает ли администрация, что она делает? Какой у них план? Почему до сих пор не были нанесены удары?

Сегодня я разговаривал с одним из ведущих авторитетов в области американской внешней политики. Он спросил меня, что я думаю о действиях администрации. И я сказал, что пока все неплохо. Но это отчасти происходит потому, что мы исходим из того, что дуракам полработы не показывают. Точнее, потому, что только дураки будут иметь окончательное мнение по поводу вещей, которые мы еще не знаем. Но, конечно, есть какой-то элемент беспокойства: а что произойдет? как это будет сделано? не теряем ли мы драгоценное время в поисках создания коалиции? И этот человек, который неоднократно появлялся на американском телевидении и с которым считаются очень многие, сказал: «Да, я с тобой абсолютно согласен. Просто я этого не мог публично сказать, потому что это стало бы новостью». И у администрации есть такой запас общественного доверия, когда люди готовы истолковывать любое сомнение в их пользу, потому что люди хотят, чтобы президент и администрация достойно и эффективно справились с этими задачами.

Кроме того, в 2002 году в Америке состоятся выборы в конгресс – выборы довольно серьезные. И я думаю, что если к этому времени Америка будет участвовать не в нормальной, полноценной войне, а в такой непонятной ползучей войне, вы увидите, какие будут серьезные партийные разногласия.

– На ваш взгляд, если бы трагические события случились в России, пришли бы люди в Вашингтоне к российскому посольству так же, как россияне – к американскому? Более того, два года назад взрывы в Москве не спровоцировали никаких общественных обсуждений ни на улицах, ни в массмедиа.